В. Гуркин. Война. Глава из книги о Нельсоне Степаняне (стр. 142-177).

БАЛТИЙСКОЕ НЕБО

После перелёта из Крыма полк разместился в Новой Ладоге (аэродром Куммолово). Три недели полк приводил в порядок матчасть, принимал молодое пополнение. С одним из тех лётчиков, кто прибыл в полк в мае 1944-го, мне довелось встретиться уже в ноябре 2013 года. Тогда, просматривая списки личного состава 47-го полка, я решил посмотреть, кто из лётчиков остался в живых на тот момент. Оказалось, что в Ейске живёт человек, который также участвовал в последнем бое Нельсона в небе над Лиепаей. Это был Милий Иванович Старостин, который пришёл в полк двадцатилетним парнем в 1944 году.

Найдя телефон Милия Ивановича через редакцию ейской газеты, я созвонился и услышал бодрый голос: «Да, я помню хорошо нашего командира полка Нельсона Степаняна. Если хотите поговорить приезжайте!». Доехать до Ейска оказалось не так просто, поскольку прямых поездов туда не ходит, а самолёты, несмотря на наличие аэропорта, давно не летают. Пришлось проехать сначала до Москвы, оттуда до Ростова-на-Дону, а оттуда на местном поезде до ст. Старо-Тимошевская, от которой уже на автобусе доехал до Ейска. Несмотря на то, что в Ульяновске уже выпал первый снег, здесь было ещё тепло, днём можно было ходить в рубашке, правда, на море уже никто не купался. Тихий, старинный приморский городок, в котором жизнь начинает бить ключом в курортный сезон, когда число приезжих отдыхающих в несколько раз превышает количество местных жителей. И это оправданно, тихое и тёплое Азовское море с песчаными чистыми пляжами, изобилием фруктов, привлекает туристов со всех концов России.

Одной из главных достопримечательностей города является Ейское военно-морское авиационное училище, выпустившее за свою богатую историю более сотни морских лётчиков Героев Советского Союза. К сожалению, училище в начале 1960-х перепрофилировали в училище ВВС, а несколько лет назад оно было закрыто, а на его базе располагается теперь Центр переподготовки военно-морских лётчиков. Милий Иванович после войны работал в училище и остался в городе после ухода на пенсию.

В своих воспоминаниях Милий Иванович говорил о необыкновенно мягком и в то же время требовательном характере своего командира, которого любили все и лётчики, и воздушные стрелки, и авиатехники. Вот как он описывал свою первую встречу со Степаняном: «В конце мая 1944 года, мы десять лётчиков и воздушных стрелков: я, Захарченко, Медведев, Пукас, Рожков, Ератченко, Дорожников, Жиманов, остальных не помню, закончили ускоренный курс обучения в 3-м ВМАУ и были направлены в распоряжение командующего ВВС КБФ, а 31 мая 1944 г. назначены в 47 ШАП. В тот день мы вылетели рано утром и прибыли в дивизию уже после обеда, а кроме лёгкого завтрака (стакан чая, бутерброд и небольшая порция картофельного пюре) в тот день ничего не ели. Пока учились в училище, питание было также довольно скромным, и чувство голода сопровождало нас, молодых ребят, постоянно. По прибытию нас попросили в штабе заполнить кучу бумаг. Вскоре появился и командир 47-го полка.

Подошёл к нам и говорит: «Ну, что, ребята, повоюем? Как настроение?»

Все молчат, а я осмелился и говорю: «Нам бы поесть, товарищ подполковник».

— «А вас ещё не кормили?» — удивился он, и тут же даёт распоряжение адъютанту отвезти нас в офицерскую столовую и накормить, а потом уже продолжить заполнение документов.

Приезжаем в столовую, смотрим, а на столах в вазочках хлеб нарезанный лежит, пока официантка ходила на кухню, мы весь этот хлеб и съели. Она возвращается, видит, что хлеб исчез. Всплеснула руками: «Ах, хлеба нет!». Пошла, нарезала ещё и разложила. Пока готовили обед, мы и этот хлеб съели. Пришлось ещё раз за хлебом сходить».

На мой вопрос о том, каким он запомнил своего командира как человека, и были ли в полку люди, кто мог бы держать на него какую обиду, Милий Иванович отвечал: «Ну что Вы! У Степаняна был такой удивительный характер, что он даже замечания подчиненным произносил, не повышая голоса, да и не ругался вовсе, что было редкостью на флоте. Он пользовался таким авторитетом, что его потеря была трагедией для нас всех».

К сожалению, в ноябре 2016 года Милия Ивановича не стало. В местной газете по этому поводу появилась небольшая заметка: «10 ноября 2016 г. ушёл из жизни ейский ветеран Милий Иванович Старостин.

Вчера ровно в полдень у самолёта, что стоит на входе в бывшее военное училище лётчиков, собралось много людей. Кроме пожилых мужчин и женщин, сюда пришли и те, кто помоложе с седыми висками, армейской выправкой и совсем молодые офицеры. Все прощались с Милием Ивановичем Старостиным Он ушёл, не дожив буквально полутора месяцев до своего 93-летия. Хотя очень мечтал встретить в кругу семьи 100-летний юбилей.

В его полётной книжке за неполный год боёв числилось 65 боевых вылетов, четыре лично потопленных транспорта, пять быстроходных десантных барж с войсками и техникой, сторожевой корабль, 31 автомашина, 12 повозок, множество живой силы. Впрочем, каждый, кто имел счастье пообщаться с Милием Ивановичем в мирное время, мог видеть награды: три ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны 1-й степени и 20 медалей, среди которых редкие и поэтому особо ценные медали Ушакова и Жукова». (Сомова С. Ушёл из жизни ейский ветеран Милий Иванович Старостин // Приазовские степи. Новости Ейска и Ейского района. 10.11.2016. http://priazovka.ru/lica-velikoi-pobedy/ushyol-iz-zhizni-eiskii-veteran-milii-ivanovich-starostin)

В июне 1944 года началась Выборгская операция, которая завершала битву за Ленинград и являлась частью стратегического плана вывода из войны Финляндии. Операцию осуществляли войска Ленинградского фронта во взаимодействии с кораблями и авиацией Балтийского флота. Как вспоминал об этом периоде комсорг Цукасов:
«8 июня развернулась Выборгская операция наши войска двинулись вперёд вдоль северного побережья Финского залива, и с утра штурмовики были вновь перенацелены для ударов по наземной обороне врага: вылетели к его редутам по реке Сестре, на Койвисто, под Выборг. А перед тем, как водится, прошли в эскадрильях краткие митинги: первое для дивизии после перебазирования с Юга большое наступление! Ради того, можно сказать, и прибыли на Балтику. Да ещё только-только услышали весть о высадке союзников в Нормандии. Слилось всё это воедино в сознании, и настроение было такое, что теперь, после долгожданного открытия «второго фронта», война быстро покатится к концу. Только Удальцов, стоявший на митинге близко от меня, когда зашла речь о союзниках, хмыкнул:

«Торопились, как черепаха на пенсии. Подождём на них надеяться…».

Сказал вроде бы про себя, но кругом услышали, засмеялись. (…)

Следом перешли в наступление части Карельского фронта на реке Свири, где линия его между Ладожским и Онежским озёрами тоже удерживалась незыблемо еще с осени 1941-го. Командование приняло решение перебросить несколько экипажей полка на площадку «подскока», поближе к целям этого направления. Меня направили с ними от политсостава.

…Тесное, неровное поле, поросшее редкой травой, обвалившиеся капониры по сторонам таким предстал перед нами этот вспомогательный аэродром, когда самолеты приземлились, поднимая клубы пыли. Давно, видно, никто им не пользовался.

— Сослали на дальний хутор, недовольно бросил лейтенант Богданов, старший в этой небольшой группе. — Здесь и посадка-то чего стоит — ноги обломаешь. Не война, а маята одна.

Как бы подтверждая его слова, группа в первые дни не получала задания: погода не позволяла летать. Наконец поступил приказ: выделить пару «Илов» для прикрытия от зенитного огня бомбардировщиков, которые нанесут удар по Свирьстрою электростанции, не завершённой строительством перед войной: противник превратил её в мощный оборонный пункт.

Словно разморённый жарой, хотя солнце в этот день не выходило из облаков, командир пары лениво надевал парашют, всем своим видом показывая, что не забыл сказанного о «хуторе».

— Ты что такой сумрачный?

— Наши сейчас, поди, снова по кораблям летают, а тут подобрали дело при-кры-тие. Богданов презрительно растянул это слово. Будто мы сами бомбить не умеем. Да там, может, и зениток кот наплакал, зря только бензин пожгём.

— Что, командир, наперед толковать, заметил из кабины воздушный стрелок Сергей Архипов, уже занявший свое место. Раз надо, значит, надо! Все сделаем по-хорошему.

Архипова в полку уважали. Он был удивительно спокойным и выдержанным, воевал с отважным достоинством. До войны заводской рабочий, Сергей относился, по-моему, к любому делу с рабочей обстоятельностью, и это очень помогало в ратном труде.

Когда мы провожали экипажи Богданова и его ведомого Захарченко, все шло обычно, своим чередом. Стрельнув беловатыми дымками из патрубков, с первых оборотов запустились моторы. Через несколько минут, несмотря на плохую площадку, оба «Ила» благополучно взлетели, взяв курс к месту встречи с бомбардировщиками. А мы прикинули маршрутное время и стали ждать их возвращения. Легко, конечно, вот так подсчитывать время, но разве предугадаешь, что случится в бою? Об этом все думали, только вслух никто не говорил.

Минуло около часа, и показался первый штурмовик. Он шел низко, натужно и с ходу, тяжело переваливаясь, сел. Стабилизатор был в лохмотьях, на плоскостях и в фюзеляже рваные пробоины. Побежали к самолёту, который остановился в углу площадки.

— Стрелку помогите! Скорее! крикнул Богданов.

Мы кинулись к задней кабине. Архипов был недвижим.

Голова свесилась на грудь, обмякшее тело привалилось к турели, обрызганной кровью. Отстегнули привязной трос и с трудом вытащили раненого. Он был без сознания. Лишь на мгновение, не открывая глаз, прошептал еле внятно:

— Держусь, командир…

Жизнь оставила его на наших руках.

О том, что произошло, рассказал Богданов, и с его слов удалось восстановить картину всего боя.

…На цель группа бомбардировщиков, которую сопровождали «Илы», обрушилась неожиданно, и штурмовики быстро выполнили свою задачу: только два зенитных автомата попробовали огрызнуться с земли, но тут же умолкли, захлебнувшись в бомбовых разрывах.

На обратном маршруте разделились бомбардировщики ушли на юг, а Богданов, поднявшись к самой кромке неплотных, словно встрёпанная вата, облаков, повел пару «домой».

— Командир, справа в разрыве облаков что-то промелькнуло, доложил Архипов. Надо бы спуститься. Ударят сверху съедят, и отстреляться не успеешь.

Лейтенант на мгновение заколебался, но, успокоенный лёгкостью, с какой удалась штурмовка, ответил:

— Смотри внимательно. Пойдём пока так.

Это была ошибка.

Через минуту-другую из облаков вывалилась шестёрка «фоккеров». Богданов увидел, как по обшивке плоскостей, оставляя большие отверстия, ударило несколько снарядов. Видимо, повреждены были и рули, потому что самолёт уже не так послушно повиновался. Сзади прерывисто стучал пулемёт стрелка: значит, Архипова гитлеровцы не застали врасплох, он выбивал врага из-под хвоста.

Радиотелефон донёс его голос:

— Держусь, командир, уходите на бреющий!

Стало спокойнее: с сержантом, выходит, ничего не случилось. Однако Архипов был ранен, только не выдал себя. Очередь одного из истребителей, прошлась по фюзеляжу, осколки попали стрелку в живот. Но он, превозмогая боль, не отрывался от пулемёта. Коленом придавил к ране набухавшую кровью одежду так мы его потом и вытащили из кабины…

После первой атаки «фоккеры» разделились: два пошли на Захарченко, остальные пытались взять в клещи ведущего. Как Архипов держался, трудно себе представить, однако он стрелял и стрелял по истребителю, который атаковал справа, ближе всех. Оглянувшись на миг, Богданов увидел, что этого, правого, уже нет за хвостом: «фоккер» падал.

В это время очередь другого истребителя вновь полоснула по фюзеляжу «Ила», и несколько осколков впились в левую ногу Архипова. Теперь он не мог упираться и ею в борт. Но продолжал стрелять, наверное, одной рукой, а другой держался за край кабины. Стрелял прерывисто и, может быть, не совсем уверенно, только отбил и новую атаку.

— Держусь, командир, держусь, прохрипел с трудом, и Богданов на сей раз понял, что дело плохо.

Между тем положение в бою изменилось. Врагов стало на одного меньше, а штурмовики, выдержав первые, самые тяжёлые минуты, развернулись парой в лоб «фоккерам», чтобы ударить по нападавшим из пушек. В воздухе ещё раз вспыхнуло пламя: второй истребитель, оставляя за собой чёрную дымную полосу, пошёл к земле. Оставшаяся четвёрка ретировалась в облака.

Бой, начавшийся ошибкой, наши лётчики все же выиграли. Но дорогой ценой.

Богданов не знал, что произошло в задней кабине: связь не работала, ведомый отстал, его самолёт тоже был поврежден…

Когда мы возвратились на базу, подполковник Степанян он был уже в этом звании сказал на разборе действий группы:
— Лёгких полётов, запомните, на войне не бывает. Никогда не забывайте: расслабишься собьют, даже на минуту нельзя себе слабину позволять». (Цукасов С. В. День первый день последний. М., Советская Россия, 1988. С. 167 — 172. Книга на сайте: http://militera.lib.ru/prose/russian/tsukasov_sv01/index.html)

26 июля 1944 года после ожесточённых боёв войска Ленинградского фронта штурмом овладели городом и крепостью Нарва, открывавшей путь к Эстонии. Выполнению этих военно-стратегических задач всемерно способствовала морская авиация, оказывая помощь и поддержку наземным войскам, морским силам и морским десантам. 47-й и 8-й штурмовые авиаполки наносили главным образом удары по кораблям и другим плавсредствам противника в Финском, Копорском, Выборгском и Нарвском заливах, громили вражеские огневые точки, военную технику и живую силу на островах и побережье. Об этом газета «Лётчик Балтики» писала:
«В те часы, когда наши наземные войска штурмовали Выборг, балтийские лётчики продолжали наносить удары по немецко-финским кораблям в Выборгском заливе.

Большие группы штурмовиков под командованием капитана Пысина и старшего лейтенанта Кузнецова прорвались к кораблям, несмотря на опасный перекрёстный огонь с судов и с берега. Стремительной атакой с пикирования лётчики потопили транспорт водоизмещением в 1000 тонн. Вторым ударом был потоплен тральщик. Штурмовики другой волны под командованием старших лейтенантов Попова, Удальцова и Акаева потопили один транспорт, сторожевой катер, баржи сухогрузную и быстроходную десантную… Всего в течение дня наши лётчики потопили одиннадцать кораблей врага. Многие другие суда повреждены». (Хизроева З.М. Исполненный долг. Документально-художественная повесть. Махачкала, 1986. С. 90)

Указом Президиума Верховного Совета от 22.07.1944 г. полк был награждён орденом Красного Знамени.

В августе 1944 года Нельсон был представлен к награждению второй медалью «Золотая звезда». К этому времени он уже совершил 239 боевых вылетов, потопив при этом целую эскадру: миноносец, два сторожевых корабля, тральщик, 2 торпедных катера и 5 транспортов, общим водоизмещением более 80 000 тонн. Кроме этого, во время штурмовок уничтожил до 5000 солдат и офицеров врага.

На это представление ответ пришёл уже только после гибели Нельсона. 6 марта 1945 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Нельсон Георгиевич Степанян был награжден второй медалью «Золотая звезда».

Заира Хизроева отмечает в своей книге, что, несмотря на свою занятость, Степанян считал очень важным для себя как командира находить любую возможность поднять боевой дух своих лётчиков: «Нельсон Степанян находил время в столь редкие свободные минуты, чтобы написать письма семьям воинов своей части. Письма Степаняна уже давно стали реликвией для истории Великой Отечественной войны, потому что жизнь его пронеслась, оставив за собой яркий, незабываемый след.

Перед глазами синий самодельный конверт и пожелтевший от времени листок:
«Здравствуйте, уважаемый Абдулабек Гусейнович!
Дорогие родители славного сына Юсупа Акаева, гордости дагестанского народа, гордости нашей Родины, разрешите передать вам от имени всего коллектива нашей части искреннюю благодарность за то, что воспитали прекрасного воина, являющегося грозой немецких банд. Ваш сын вписал много замечательных страниц в историю нашей боевой части, он хороший товарищ, отличный командир.

Мы все гордимся им и выражаем великую благодарность матери, отцу. Юсуп Акаев награждён четырьмя орденами. Мы представили его к присвоению звания Героя. Можете быть уверены в том, что он только с победой вернётся домой, как и всегда возвращался с боевого задания.

Дорогие, на этом я заканчиваю, желаю вам здоровья и долгих лет жизни. Надеюсь когда-нибудь встретиться.
Передайте привет всем, кто знает Акаева.

С боевым приветом, Нельсон.

6.7.44 г.». (Там же. С. 138-139)

С середины сентября вся 11-я штурмовая авиадивизия была привлечена к участию в Прибалтийской стратегической операции, которая проводилась на территории Эстонии, Латвии и Литвы и включала в себя четыре операции: Рижскую, Таллинскую, Моонзундскую и Мемельскую. Здесь следует сделать небольшое отступление. Как известно, после вхождения прибалтийских государств в состав СССР здесь начались уже завершённые в остальной стране социалистические преобразования экономики и репрессии против интеллигенции, духовенства, бывших политических деятелей, офицеров, зажиточных крестьян. Так, в 1941 году были произведены массовые депортации населения: «до лета 1941 г. была арестована, выслана в советские тюрьмы и лагеря или уничтожена большая часть политической, экономической и культурной элиты Эстонии, около 9400 человек. В июне 1941 г. депортировали ещё около 10 000». (Цит. по Estonika. Энциклопедия об Эстонии /Оккупация и советизация Эстонии в 1940 г./ http://www.estonica.org/ru)

Аналогичные процессы происходили в Литве (депортировано около 17,5 тыс. человек) и в Латвии (по разным оценкам, от 15,4 до 16,5 тысячи человек). (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D1%80%D0%B8%D1%81%D0%BE%D0%B5%D0%B4%D0%B8%D0%BD%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5_%D0%9F%D1%80%D0%B8%D0%B1%D0%B0%D0%BB%D1%82%D0%B8%D0%BA%D0%B8_%D0%BA_%D0%A1%D0%A1%D0%A1%D0%A0)

Нельзя сказать, что большинство эстонцев, латышей или литовцев были рады установлению фашистского режима после 1941 года, но и память о том, что уже происходило в 1940-41 годах, не придавали энтузиазма по поводу скорого освобождения этих территорий от немцев. Поэтому неудивительно, что многие мирные жители пытались эвакуироваться перед приближающейся Советской Армией. Так, например, по данным эстонских историков только осенью 1944 г. около 70 000 эстонцев бежали в Германию и Швецию, где их размещали в лагерях для беженцев. (Estonika. Энциклопедия об Эстонии /Завоевание Эстонии Красной Армией в 1944 г. http://www.estonica.org/ru)

После успешных действий Советской Армии в ходе Прибалтийской стратегической операции были рассечены немецкие войска группы армий «Север» между двумя советскими фронтами по линии Тукумс-Лиепая. Образовался так называемый Курляндский котёл, когда западная часть Латвии (исторически известная как Курляндия) оставалась под оккупацией германских войск. Курляндская группировка немцев составляла менее 30 дивизий неполного состава, всего около 230 тыс. человек в последней фазе сражений. Это окружение не являлось «котлом» в полной мере немецкая группировка не была полностью блокирована с моря и потому имела достаточно свободное сообщение с основными силами вермахта.

Вплоть до капитуляции Германии 9 мая 1945 года велись ожесточённые бои (некоторые населенные пункты переходили из рук в руки по нескольку раз) с целью ликвидации «котла», но продвинуть линию фронта удалось лишь на несколько километров вглубь. Крупные боевые действия прекратились только после капитуляции Берлина.

Но вернёмся к сентябрю 1944-го года. В результате проведения Таллинской операции 17-26 сентября, Таллин был взят частями Советской Армии и 47-й авиаполк был перебазирован на аэродром Сууркюль (под Таллином) для поддержки морского десанта на островах Даго и Эзель.

Об этом периоде боевых действий сохранился яркий рассказ В.Я. Глухарёва.
«Получено задание обеспечить высадку нашего морского десанта на одном из островов Финского залива. Название этого острова я сейчас уже не помню, да и дело не в этом. Необходимо было уничтожить или хотя бы частично подавить огонь артиллерийских батарей противника и тем самым помочь нашему десанту. Задача, прямо скажем, не из сложных, простое рядовое задание, но на войне ничего простого не бывает. На выполнение этого задания было выделено два экипажа штурмовиков: ведущий командир полка Степанян и ведомый я. А для прикрытия нас с воздуха два истребителя.

Взлетели, собрались в группу. До цели лететь недалеко, погода хорошая, истребителей противника нет. Летим спокойно, подлетаем к острову, видим наши корабли. Но что-то они или замешкались, или ход у них малый, может быть, они, маневрируя, упустили время, но до острова им далековато.

Батареи ведут огонь по кораблям. Слышу в наушниках голос Степаняна: «Засекай цели, экономь бомбы. Работы будет много».
С левым разворотом атакуем правую цель. Истребители нас подбадривают: «В воздухе спокойно, работайте смелее». Пытаются сами обстреливать наземные цели. Следует атака за атакой, бомбы кончились. Выпущены последние эрэсы, остается очень мало снарядов и патронов, но Степанян снова и снова выходит на цель.

Батареи молчат. Вот уже корабли подошли к берегу, десантники прыгают в воду. Все, боезапас кончился, стрелять больше нечем. Но Степанян снова бросает машину в атаку. Слышу его голос в наушниках: «Виктор, за мной, ещё раз до земли, винт на малый шаг, заходи смелей. Ещё один заход и домой!»

Мелькнула мысль: для чего? Стрелять нечем, зачем ещё делать заход?

Внимательно посмотрел вниз и понял.

Десантники только вступают на берег, вернее на песок, укрыться им негде, матросы бегут к ближайшим укрытиям. Нужно спрятаться от губительного огня противника, сконцентрировать свои силы для дальнейшего броска, нужно время, хотя бы одну-две минуты. Вот тут я понял замысел своего командира. В бою мысль работает с молниеносной скоростью. Степанян, видя сложившуюся обстановку, принял совершенно правильное решение атаковать. Атаковать самолётами при полном отсутствии боезапаса. Ведь противник не знает этого, ждёт ещё удара и сидит в укрытии.

Эти полторы-две минуты, так необходимые десанту, Степанян выиграл дерзостью, большим боевым опытом, умением оценивать обстановку и принимать в считанные секунды правильное, может быть, единственное, решение в сложившейся обстановке.

Не имея боезапаса, заходить на цель, если даже по тебе не стреляют, как-то неприятно. Чувствуешь себя неуютно. А ведь ещё нужно долететь домой. А вдруг истребитель противника? Ведь огрызнуться и то нечем. Надежда только на прикрытие, а их может и не хватить. Да, ситуация…

Делаем последний заход на цель и на бреющем с большим рёвом двигателей уходим над нашими кораблями в море. Десантники нам машут бескозырками, значит, довольны работой.

Обратный путь трудностей не представлял. В воздухе всё было спокойно. Однако последняя атака даёт о себе знать. Чувствую, нервы на пределе, готов из-за пустяка взорваться.

Сели, зарулили на стоянки. Подхожу к своему ведущему.

Степанян, с присущей одному ему улыбкой, встречает меня словами: «Что, страшновато? Ничего, брат, не попишешь, десант-то запаздывал, нужно было им помочь до конца, так что считай, что наша последняя атака была психическая. Противник почувствовал силу наших предыдущих ударов, наверняка ждёт ещё огня и не поднимает головы, и бежит к своим орудиям. Жить-то каждому хочется. А в это время наши уже зацепились за берег. Видел, как они нас приветствовали? То-то же.

Чтобы грамотно вести бой, нужно, прежде всего, думать, как поступить в данном случае. Бойся стандарта в бою! Строй свой полёт так, чтобы не было шаблона. Пойми меня правильно, немцы придерживаются своей муштры, своего шаблона в бою, точности по времени и, не имея индивидуального подхода к бою, зачастую проигрывают этот бой.

В каждом полёте думай об успехе, и успех будет тебе сопутствовать. Трезво смотри на обстановку во время боя, не иди в атаку лишь бы сбросить бомбы и отстреляться, это не первые вылеты, где у тебя просто не хватает времени и ты действуешь по ведущему. У нас с тобой не первый десяток полётов за плечами, и мы должны, обязаны воевать спокойно, грамотно и в то же время дерзко. Ну, не хмурься, подумай и наверняка придешь к правильному выводу, сам не раз будешь вспоминать этот полёт.

Пошли докладывать, мы своё сделали, теперь дело за десантом. Нужны будем, позовут».

На всю жизнь в памяти останутся уроки Нельсона Георгиевича.

Дерзайте трезво, обдуманно. Не лезьте сломя голову в атаку. Подумайте, прикиньте, как лучше зайти на цель, как лучше её поразить, обеспечьте выход себе и ведомому. Для этого нужно всего дветри секунды. От правильного решения зависит успех любого боя, а боя в воздухе особенно». (Из личного архива В.Я. Глухарёва.)

В октябре домой приходит письмо Нельсона, написанное им в Сууркюле.
«3 октября 1944 г.

Здравствуйте, дорогие родители!

Я чувствую себя хорошо, обо мне не беспокойтесь. Пишите, как вы живете, какие новости у вас, одним словом, пишите почаще. Письмо, которое вы написали Челнокову, я отправил, не обижайтесь, если письма будете получать с опозданием, я теперь нахожусь в другом месте, километров 400 западнее от моего любимого города, где почти всю войну пробыл.

Вчера был в лагере военнопленных, где немцы при отступлении издевались над нашими военнопленными. Немецкие бандиты складывали один ряд бревен, а другой ряд живых людей, таким образом несколько рядов, после чего обливали керосином и жгли, более трёх тысяч живых людей эти людоеды уничтожили. Одним словом, трудно передать это зверство, которое они совершили по отношению к мирному населению, угнанному немецкими бандитами. Но ничего, у нас они крепко расплатятся, мы им не простим.

Ну, дорогие родители, на этом кончаю, не обижайтесь, что мало пишу, пишите вы побольше, у нас, кроме войны, нечего писать.
Передайте привет всем, всем.

Целую крепко, Нельсон».

(Цит. по: Дважды Герой Советского Союза Нельсон Степанян… С.113.)

Следует отметить, что сегодня на сайте «Подвиг народа» выставлены десятки наградных листов, которые Степанян подготовил за время командования полком на получение заслуженных правительственных наград для своих подопечных лётчиков, воздушных стрелков и техников. Многие из них были представлены к награждению орденами Красного Знамени, в том числе: Михаил Беляков, Виктор Глухарёв, Иван Борисов, Василий Жиманов, Юрий Захарченко, Михаил Кудрявцев, Владимир Марков, Ахун
Мухтасимов, Виталий Остапенко, Иван Пукас, Милий Старостин, Владимир Талдыкин.

Юсуп Акаев, Георгий Попов и Владимир Удальцов были представлены Степаняном к высокому званию Героя Советского Союза. Вот строчки из наградного листа на Юсупа Акаева:

«22 июня 1944 г. повел 4 Ил-2 на поддержку десанта на о. Пий-Сари. При следовании по маршруту с-т т. Акаева сильно кренился вправо, ввиду того, что был заклинен элерон. Проявил исключительную находчивость: привязал штурвал к ноге, т.к. сильно устали руки, и в таком положении произвел с группой по 2 захода над целью на высоте 400 метров, уничтожая огневые точки противника. (…)

Личный состав эскадрильи, руководимой капитаном Акаевым, своим бесстрашием, слетанностью и сокрушительными бомбово-штурмовыми ударами по немецко-финским захватчикам отличается не только в полку, а и в дивизии. Это результат умелого воспитания на личном героизме капитана Акаева.

За образцовое выполнение боевых заданий командования, умелое руководство боевыми действиями АЭ и личный героизм, проявленный в бою во время 104 успешных боевых вылетов, достоин высшей Правительственной награды присвоения звания Герой Советского Союза.

Командир 47 ШАФП 11 ШАНКД ВВС КБФ

Герой Советского Союза

Гвардии Майор Степанян

7 июля 1944 г.».

Вскоре после успешного проведения Мемельской операции появилась возможность перебазировать 47-й и 8-й полки, вместе с 9-м истребительным полком на аэродромы около литовского курортного города Паланга. Здесь главной задачей для морских лётчиков Балтийского флота было нанесение ударов по морским коммуникациям, связывающим курляндскую группировку противника с основными силами в Германии. Главным портом, через который проходил подвоз новых сил и техники для курляндской группы войск был порт Либава (Лиепая). Одно из главных его преимуществ было наличие незамерзающей гавани.

Порт Либава начинал строиться ещё на рубеже XVII XVIII веков, а затем активное строительство происходило уже в те времена, когда территория Курляндского герцогства вошла в состав Российской империи. В конце XIX-го века Либавский порт вошел в пятёрку крупнейших портов России наравне с Петербургским, Рижским, Ревельским и Одесским портами. Тогда же был построен и военный порт, получивший имя Александра III.

Немцы, захватив Лиепаю в ходе упорных боёв в 1941 году, усилили защиту военного и торгового лиепайского порта, разместив на подходе к порту целую систему зенитных точек, а также используя аэродром, северо-восточнее города, на котором располагались группы прикрытия, в том числе в 1944 году знаменитая эскадра JG 54 «Grunherz» («Зелёное сердце»), состоящая из самолётов ФВ-190.

Неоднократные попытки советского командования взять окружённую курляндскую группировку не приносили успеха, в значительной степени благодаря постоянной поддержке немецких войск через лиепайский порт. Поэтому, в ходе подготовки к третьему штурму (21 декабря) был сделан расчёт на предварительный мощный бомбовый удар по вражеским караванам и судам, находящимся в порту Лиепая. В декабре было много туманных дней, когда авиация оказывалась бессильной для нанесения точных ударов по кораблям, а потому для лётчиков была временная передышка.

Накануне своего последнего вылета Степанян подготовил и подписал представление на своего земляка Ефима Удальцова. Вот строчки из этого наградного листа:

«4 января 1944 в составе 6 Ил-2 вылетел на уничтожение скопления танков и живой силы в р-не совхоза Тарханкут. Умелым бомбо-штурмовым ударом уничтожил 2 танка и 3 автомашины, но при выходе из атаки его самолет был подбит прямым попаданием снаряда МЗА выбило бронестекло. Тов. Удальцов был ранен осколком стекла в голову, а мелкие осколки бронестекла попали в глаз. Но летчик не вышел из боя, а сделал еще 3 захода на цель вместе с группой. У самолета была перебита воздушная и аварийная система выпуска шасси. По возвращении на аэродром бесстрашный летчик не пошел сразу на посадку, несмотря на тяжелое ранение, а ходил по большому кругу, принимая все меры к тому, чтобы выпустить шасси. Выпустив одно шасси, ждал до тех пор, пока все летчики не произвели посадку, после чего классически посадил самолет на одно колесо. Когда спросили тов. Удальцова, почему он, будучи ранен, сразу не произвел посадку, он ответил: «Потому, что аэродром ограниченный и если бы я сел на подбитом самолете, то помешал бы посадке остальных самолетов и прервал бы боевую работу». (…)

16 июля 1944 г. 24 Ил-2 (ведущий ст. лейтенант Удальцов) вылетели на уничтожение в порту Котка зенитной обороны противника с целью обеспечения удара бомбардировщикам по броненосцу береговой обороны. Тов. Удальцов так организовал уничтожение ЗА противника, что ни штурмовики, ни бомбардировщики не потеряли ни одного самолета. В результате совместной операции были потоплены ББО и 1 ТР водоизмещением 7000 тонн.

6 октября 1944 г. 2 Ил-2 (ведущий ст. лейтенант Удальцов) вылетели с задачей разведать северное побережье о. Эзель. На обратном маршруте завязался неравный воздушный бой. 2 Ил-2 дрались более 20 минут с 8 ФВ-190. Тов. Удальцов проявил при этом исключительное мастерство и храбрость: сбил 2-х ФВ-190, а третьего таранил. Сам на подбитом самолёте сел на фюзеляж. Экипаж отделался легкими ранениями. (…)

За образцовое выполнение боевых заданий командования, умелое руководство боевыми действиями АЭ и личный героизм, проявленный в бою во время 105 успешных боевых вылетов на самолете Ил-2, и уничтожение при этом 19 различных судов немецко-фашистских захватчиков, тов. Удальцов достоин высшей Правительственной награды присвоения звания Герой Советского Союза.

Командир 47 ШАФП 11 ШАНКД ВВС КБФ

Герой Советского Союза

Гвардии Подполковник Степанян

13 декабря 1944 года».

Из Паланги Нельсон прислал домой своё последнее письмо.
«5 декабря 1944 года

Здравствуйте, дорогие папа, мама, Маня, Демиль, Ляля!

Вы не обижайтесь, что я редко пишу, сами знаете, что немного стал ленивым, так что с меня пример не берите. Здоровье моё неплохое, живу по графику, только беспокоюсь, когда долго не получаю писем от вас.

Работаем по-прежнему неплохо, отдаём всё, чтобы отлично выполнять приказы, тем более, теперь приходится воевать, бить немецких бандитов в их собственном логове. Вот и всё, самое основное, это наша боевая работа и тут успехи неплохие, стало быть, дела вообще хорошие.

Ну, на этом кончаю, пишите почаще и подробно, передайте привет всем, всем от меня,

Нельсон».

(Цит. по: Дважды Герой Советского Союза Нельсон Степанян… С.114.)

14 декабря 1944 года Нельсон провёл свой последний 259-й боевой вылет при нанесении удара по Либавскому порту.

В этой операции одновременно должно было участвовать 165 самолётов из шести полков: 27 пикировщиков Пе-2 во главе с гвардии капитаном Героем Советского Союза К. Усенко, 7 топмачтовиков (ведущий лейтенант М. Борисов); ударная группа штурмовиков в 50 самолётов Ил-2 (47-го ШАП и 8-го ГШАП). Каждую группу прикрывали соответственно 30, 15 и 36 самолётов-истребителей Як-9 и ЛаГГ-3.

Штурмовики в составе шести ударных групп имели задачу подавления береговой и корабельной зенитной артиллерии и атаку транспортов противника в аванпорту. Пикировщики должны были уничтожать транспорты в торговой гавани; топмачтовики транспорты и корабли в аванпорту.

Сохранилось несколько описаний, сделанных участниками того боя. Мы приведём их, чтобы попытаться более ёмко воссоздать всю картину.

Начнем с официального отчёта по 47-му полку:
«14.12.44 г. в 4 час. 30 мин. была объявлена часовая готовность.
В 9 час. 30 мин. командиром 47 ШАП в присутствии представителей штаба дивизии было детально проработано боевое задание со всем лётным составом полка и с ведущими групп истребителей прикрытия.

С 12 до 13 час. 15 мин. артиллерия противника со стороны Мемеля обстреляла аэродром, снаряды ложились на южной границе аэродрома и части лётного поля. В связи с этим взлёт проводили с боковым ветром силой 6-7 м/сек. под углом 70-80 градусов.

Выполнение операции.

В 12 час. 30 мин. с КП 11 ШАД было получено приказание нанести удар 24 Ил-2 в 14 час. 15 мин.

Первую группу прикрывали 6 ЛаГГ-3, вторую 4 ЛаГГ-3, третью 4 ЛаГГ-3, четвёртую должны были прикрывать 8 Як-9, но из-за халатности ведущего прикрытия капитана Шитова прикрывало только 2 Як-9, остальные 6 истребителей во главе с ведущим прикрывали одну из групп 8 ГШАП.

2 Ил-2 первой группы (летчики Талдыкин В.Д. и Карабанов Д.И.) вернулись с задания из-за неисправности матчасти.

До цели шли в колонне из 4-х групп по 6 Ил-2 в группе (в 1-й группе 4 Ил-2) на дистанции 200-300 м с набором высоты до 1400 м.

В 14 час. 12 мин. ведущая группа 4 Ил-2 была атакована двумя парами истребителей противника ФВ-190, атаки производились снизу сбоку и сзади сверху. После первой же атаки самолёт ведущего гвардии подполковника Степаняна Нельсона Георгиевича с воздушным стрелком штурманом АЭ капитаном Румянцевым Алексеем Георгиевичем, был подбит и со скольжением начал терять высоту, перешёл в пикирование и упал в море в 8-10 км севернее порта Либава, на расстоянии 2 км от берега. Экипаж погиб. Истребители прикрытия атаку заметили поздно, когда самолёт ведущего был уже сбит.

Вторая и третья группы на подходе к цели также были атакованы истребителями противника 8-10 ФВ-190.

В 14 час. 15 мин. группы штурмовиков одним заходом с планирования (первая группа 3 Ил-2, ведомая заместителем ведущего Степаняна ст. лейтенантом Марковым В.Д.) атаковали огневые средства ПВО противника на западном молу. Вторая группа атаковала огневые средства ПВО на кораблях и транспортах в аванпорту Либава, третья группа на берегу, в районе торговой гавани. Четвёртая группа (ведущий ст. лейтенант Удальцов Е.Г.) атаковала огневые средства ПВО противника, обеспечивая выход из атаки топмачтовиков А-20-Ж.

На подходе к цели и в момент атаки штурмовики были обстреляны сильным огнём ЗА и МЗА с берега, плавсредств в аванпорту и с мола. При выходе из атаки штурмовики снова были атакованы истребителями противника 8-12 ФВ-190.

Истребителей прикрытия в районе воздушного боя штурмовиков экипажи штурмовиков не наблюдали.

Итог: в результате проведенной операции авиацией было потоплено 6 транспортов общим водоизмещением 32 000 т и 2 транспорта повреждены. Лётчики 47-го ШАП подавили огонь двух батарей МЗА на западном молу и двух батарей ЗА в южной части г. Либава. В воздушном бою экипажами штурмовиков 47-го ШАП сбито 9 ФВ-190.

В результате воздушного боя истребителями противника сбито 9 Ил-2, погибло 8 экипажей, помимо этого, лётчик лейтенант Дорожников Н.П., подбитый истребителями противника, произвел посадку на фюзеляж в 2 км восточнее аэродрома Паланга. Самолёт требует среднего ремонта, экипаж невредим. Легко ранены воздушные стрелки мл. сержанты Ларионов А.И. и Бушуев А.М., сержант Петер Л.Н., лётчик ст. лейтенант Громов Н.П.» (Гиляревский В.П. Война: морские лётчики .. Кн.2. Балтика. С.51.)

Один из участников этого боя, ведомый Степаняна Н.Г., Владимир Марков вспоминал этот день так:

«Вдруг встал Степанян и, обращаясь к командиру дивизии, сказал: «Полк поведу я. Это самое сложное и ответственное задание. Я настаиваю». Комдив не смог разубедить его и согласился. Сколько лётчики полка ни отговаривали его от этого полёта, ссылаясь на все его заслуги перед народом и огромные боевые подвиги, говорили ему, что он сделал для Родины больше, чем положено человеку, всё же он убедил нас в том, что должен быть вместе с полком в трудную минуту Командир собрал группы и повёл грозные «Илы» на север вдоль береговой черты с небольшим набором высоты.

Время — 14.00, 14 декабря 1944 года. Район 15 км юго-западнее Либавы, высота полёта 1000 1200 метров. Под нами воды серого Балтийского моря. Я нахожусь в левом пеленге на расстоянии 50-ти метров левее командирского самолёта на одной высоте. В небе нет истребителей противника. Прикрытие на месте. Шесть истребителей ЛаГГ-3, непосредственное прикрытие нашей головной четвёрки «Илов» под руководством капитана Сидорова на месте. С расстояния полусотни метров вижу сосредоточенное лицо командира, его голова вращается почти на сто восемьдесят градусов, наблюдая за воздушным пространством. Проходим траверс города Либава. Хорошо начал просматриваться порт со множеством пока неразличимых типов кораблей. С северо-западной части мола, на расстоянии пары сотен метров, полузатопленный транспорт. В северо-восточной части города появилась удлинённая, поднятая над лесом полоса пыли, это взлетали истребители противника, направляясь в сторону нашей общей группы, которая приближалась к порту Либава.

14 час. 06 мин.: Нельсон делает правый поворот. Следуя рядом с ним, я обратил внимание на наше непосредственное прикрытие. Между ЛаГГ-3 и ФВ-190 завязался воздушный бой.

Нельсон, не обращая внимания на воздушный бой, продолжал правый разворот с малым креном, опустив нос своего самолёта ниже горизонта для лучшего обзора. Видимо, окончательно выбирал цель для удара. Появились первые чёрные шапки разрывов зенитных крупнокалиберных снарядов впереди по нашему курсу. Степанян передал по радио: «Приготовиться к атаке!». Переведя свой взгляд с воздушного боя между ФВ-190 и ЛаГГ-3 на самолёт Степаняна, я обратил внимание на правую плоскость его самолёта, которая прошивалась огненной разноцветной трассой снизу. Как бы догоняя свои снаряды, пара ФВ-190, не прекращая огня из пушек, продолжала сближаться с уже горящим самолётом Нельсона, не обращая никакого внимания на плотный строй оставшейся ведущей тройки «Илов». Впереди на нашей высоте эта пара ФВ190 стала разворачиваться вправо, потеряв при вертикальной атаке скорость. Мне даже показалось, что немецкая пара истребителей зависла в воздухе. Вижу отчетливо обрубленные плоскости с белым коком винта, широкие чёрные кресты на жёлтом фоне у самолёта-ведущего ФВ-190. Поймал в прицел, а вернее, перенёс в перекрестие прицела кабину лётчика, открыл огонь из пушек, пулемётов и для надёжности выпустил пару «эресов». Ведущий ФВ-190, объятый ярким пламенем с густым чёрным дымом, стал беспорядочно падать в море. Не досмотрев, куда упадет фашистский стервятник, который только что сбил самолёт Степаняна, я перенес огонь на самолёт ведомого фашиста, по которому вела огонь наша пара «Илов». Втроём добили и этого. Так погибли Нельсон Георгиевич Степанян и воздушный стрелок штурман 2-й АЭ капитан Алексей Георгиевич Румянцев.

В последующих боевых вылетах, когда сбрасывались бомбы, выпускали «эресы», стреляли из пушек и пулеметов, звучали в эфире громкие чёткие слова: «За Нельсона Степаняна!» (Гиляревский В.П. Война: морские лётчики … Кн.2. Балтика. С.55-56.)

По воспоминаниям Анатолия Лашкевича, одного из лётчиков-истребителей, прикрывавших тогда группу пикировщиков Пе-2, ситуация складывалась следующим образом:

«Пикировщики нанесли удар с высоты 3200 метров, сбросив 65 ФАБ-250. Было потоплено 3 транспорта, в порту наблюдались пожары и взрывы. Вслед за Усенко повели свои группы в атаку гвардии старший лейтенант Ф. Меняйлов и Герой Советского Союза Н. Колесников: экипажи наблюдали прямое попадание в один транспорт и пожар на втором. Нанеся удар, экипажи без потерь возвратились на свой аэродром. Фотоснимки подтвердили результаты бомбоудара. Штурмовики, несмотря на сильное истребительное и зенитное противодействие, подавили 4 зенитные батареи на берегу, потопили один транспорт и повредили другой. Однако над Либавой штурмовики потеряли 13 самолётов Ил-2, и еще 10 получили повреждения. В этом бою погиб прекрасный лётчик, командир штурмового авиаполка, Герой Советского Союза, гвардии подполковник Нельсон Георгиевич Степанян.

Наши потери в этом ударе составили 16 самолётов. К причинам таких больших потерь можно отнести утрату внезапности удара из-за нарушения режима радиомолчания, невыдерживание заданного времени удара пикировщиками и штурмовиками. Основной удар истребители противника нанесли по штурмовикам и торпедоносцам, которые действовали в нижнем ярусе: на 42 штурмовика в прикрытии было 36 истребителей, чего оказалось явно недостаточно. Пикировщикам же в этом вылете мешал лишь свирепый зенитный огонь». (Лашкевич А.И. В воздушных боях. Балтийское небо (Глава «Удары по военно-морской базе Либава»). М.: Яуза: Эксмо, 2010. Книга на сайте: http://militera.lib.ru/memo/russian/lashkevich_ai01/index.html)

В той же книге Лашкевич приводит и те правила по прикрытию штурмовиков, которые существовали в то время: «В практике прикрытия штурмовой авиации выработался основной способ прикрытия: группа непосредственного прикрытия и группа свободного воздушного боя. Но последнее время истребителей выделялось столько, сколько штурмовиков: один к одному. Это было допустимо лишь при численном превосходстве нашей авиации в воздухе. Способ прикрытия должен быть гибким и проводиться в каждом отдельном случае с учётом конкретной обстановки, количества сопровождаемых самолётов, района боевых действий и степени вероятности встреч с истребителями противника». Таким образом, уже при планировании этой операции, количество истребителей, выделенных для прикрытия штурмовиков, оказалось явно недостаточным.

В книге Заиры Хироевой «Исполненный долг», посвященной её мужу Герою Советского Союза Юсупу Акаеву и всем его однополчанам, так воспроизводится эта ситуация на основе воспоминаний и документов из истории 47-го полка, которые она собирала в течение нескольких лет: «14 декабря 1944 года командованием дивизии намечалось сложное и ответственное задание совершить комбинированный бомбоштурмовой удар по военно-морской базе Либава. (…)

Командованием полка и дивизии было решено назначить ведущим 47-го авиаполка и всей группы штурмовиков командира 2-й авиаэскадрильи, ученика и боевого друга Н. Степаняна Юсупа Абдулабековича Акаева. В 10 часов утра 14 декабря на командном пункте 9-го истребительного авиаполка на аэродроме Паланга собрались командир 11-й Новороссийской дважды Краснознамённой авиадивизии полковник Дмитрий Иванович Манжосов, командиры полков: 47-го штурмового полковник Нельсон Георгиевич Степанян и 9-го истребительного подполковник Автандил Давидович Джапаридзе, комиссар 47-го полка Георгий Николаевич Кибизов и начальник штаба майор Александр Алексеевич Румынцев, штурман и начальник разведки дивизии майор Чепиженко и капитан Княжиченко. Командир дивизии Манжосов поручил штурману ещё раз доложить время удара и маршрут следования, а начальнику разведки обстановку в порту Либава на 10 часов утра.

После этого начальник штаба зачитал боевой приказ комдива. В нём была раскрыта вся сложность обстановки и подчеркнуто, что в порту Либава немецко-фашистское командование сосредоточило основные силы Курляндской группировки. Далее детально расписывались точные боевые задания для каждой группы самолётов, время, высота, координаты ударов, состав экипажей, ведущие групп. Штурмовики 8-го гвардейского полка должны были присоединиться к 47-му полку, заняв свои места согласно плану полёта.

Взлёт намечался на 14 часов. Во время чтения приказа Н. Степанян молча слушал, о чём-то глубоко задумавшись, после чего обратился к командиру дивизии Д.И. Манжосову и стал просить разрешения повести полк, доказывая, что он не может остаться на земле, когда предстоит такое ответственное и важное задание. Заместитель командира полка по политчасти, начальник штаба полка, Юсуп Акаев стали настоятельно просить Степаняна не делать этого. Но Нельсон настоял на своём. Посмотрев на Юсупа, он увидел, как тот старается скрыть обиду. Этот острый психологический момент хорошо могли понять только лётчики боевые друзья, понимал его и Нельсон Степанян. Он подошел к Юсупу, похлопал по плечу и весёлым голосом сказал:

— Не унывай, друг, тебе ещё немало придётся водить, может, и побольше группы, и на не менее ответственные задания.

Они, улыбаясь, посмотрели друг другу в глаза.

— Ещё полетаем, друг, всё будет хорошо, были последние слова, которые Юсуп услышал от Нельсона». (Хизроева З.М. Исполненный долг. Документально-художественная повесть. Махачкала, 1986. С. 150-152. 15 Там же. С. 152-154.)

Размышляя об этом последнем бое Степаняна я много раз спрашивал себя о том, почему же Нельсон решил возглавить вылет на эту операцию, поскольку первоначально он не должен был лететь в этот день. И всегда я находил только один ответ, что он сам прекрасно понимал всю сложность и запутанность плохо согласованного действия огромного числа самолётов. Поэтому он вполне осознанно сделал этот выбор.

Любопытна история, рассказанная Заирой Хизроевой со слов своего мужа Юсупа Акаева, о том, как оказался в качестве стрелка Алексей Румянцев.

«С Юсупом Акаевым в этот день вместо воздушного стрелка должен был лететь штурман второй авиаэскадрильи Лёша Румянцев. Узнав утром, что полетит Степанян, Лёша решил, что и воздушного стрелка Степанян возьмет своего. Поэтому, придя в кубрик, решил побриться (у лётчиков есть примета и они почти все её соблюдают в день полёта не бриться). Но не успел Лёша закончить одну щёку, как кто-то быстро забежал и сказал, что он полетит со Степаняном. Лёша побледнел и не стал добривать вторую щёку.

Конечно, это была примета, и ей, вероятно, верили, больше отдавая дань какой-то старой традиции. Во втором часу дня все лётчики собрались на аэродроме, по их сосредоточенным лицам было видно, что они вновь мысленно повторяют полученное ещё вчера боевое задание. Экипажи в машинах. Взвилась зелёная ракета. Степанян вырулил на старт. Прежде чем закрыть колпак кабины, он, как обычно, поднял правую руку и увидел, как то же сделали остальные лётчики. Это был условный знак готовности к взлёту». (Там же. С. 152-154.)

А вот как вспоминал этот последний вылет Нельсона механик его самолёта Лисенков Сергей Родионович:

«В тот раз командир полка пришел к самолёту хмурым. На обслуживаемом мною самолёте должен был лететь командир 1-й эскадрильи Герой Советского Союза старший лейтенант Г. Попов, но пришёл сам Степанян. Перед посадкой в самолёт он потребовал от штурмана эскадрильи капитана А. Румянцева, который должен был лететь с ним в качестве воздушного стрелка, покинуть кабину и при этом сказал: «Лучше погибнуть одному, чем двоим». Румянцев шепнул мне, что долг ему не позволяет оставить командира одного, без огневой зашиты, и, улучив момент, возвратился в кабину. Чтобы Степанян не заметил его, Румянцев сел на пол. Вырулив на старт, Нельсон Георгиевич стал прожигать свечи, дав мотору полные обороты. Самолёт при этом развернуло. Он подозвал меня: «Почему не отрегулированы тормоза?» Я ответил, что тормоза исправны, а самолёт развернуло потому, что одно колесо стоит в небольшом углублении. Степанян поднялся в кабине и, не снимая парашюта, заглянул в кабину стрелка и спросил: «Румянцева в кабине нет?» Мне пришлось соврать, ибо не хотелось выпускать командира без стрелка, Степанян снова опустился в кабину, дал полный газ, опять опробовал мотор и тормоза. Ил-2 стоял, как вкопанный, тормоза держали хорошо. Получив разрешение, командир взлетел, и следом за ним поднялся весь полк… Это был его последний боевой вылет. Я был ошеломлен известием о гибели любимого командира. Прошло сорок пять лет, а он и сейчас стоит перед моими глазами с его неизменной доброй улыбкой. Ведь для меня Нельсон Георгиевич был не просто всеобщим любимцем полка, а человеком, проявившим ко мне отцовские чувства, доброту и доверие». (Гиляревский В.П. Война: морские летчики … Кн.2. Балтика. С.56-57.)

Впоследствии, во время разбора этой операции были сделаны следующие выводы:
«47-й ШАП поставленную задачу выполнил, но при этом полк потерял 10 Ил-2, причем 8 с экипажами. Ведущим всех штурмовиков и сопровождающих истребителей был командир 47-го ШАП. В составе данного боевого вылета находилось: 22 Ил-2 47-го ШАП, которые сопровождались 14 ЛаГГ-3 9-го ИАП; 24 Ил-2 8-го ГШАП, которых сопровождали 18 Як-9 9-го ИАП. Всего было 78 самолетов. От 8-го ГШАП погибло 3 экипажа. Девятый истребительный полк потерь не имел.
Тяжёлые потери, которые понесли штурмовики от истребительной авиации противника, произошли по следующим причинам:

1. Истребители прикрытия первой группы (ведущий капитан Сидоров) поздно обнаружили атаку истребителей противника и не смогли отразить, в дальнейшем были связаны боем с 4 ФВ-190 и прикрываемую группу штурмовиков потеряли;
2. Приказание командира 11-й ШАД о выделении 2 истребителей специально для прикрытия подполковника Степаняна до конца выполнено не было (лётчики были выделены, но задачу эту им никто не поставил);
3. Четвёртая группа штурмовиков должна была прикрываться 8 Як-9, а прикрывались только двумя истребителями (ведущий капитан Шитов). Остальные 6 истребителей во главе с Шитовым почему-то прикрывали одну из групп 8 ГШАП;

4. Неудовлетворительная организация истребительного прикрытия и боевого управления в полёте 9 ИАП;
5. Неудовлетворительная организация подготовки к боевому вылету со стороны капитана Шитова и непосредственного контроля со стороны штаба 9 ИАП за усвоением боевой задачи, вследствие чего группа штурмовиков (четвёртая), которую должен прикрывать Шитов, прикрывалась фактически двумя Ил-2 вместо восьми, в результате чего были потеряны 3 Ил-2 от истребителей противника;
6. При встрече с истребителями противника истребители прикрытия разбились по парам и вели неорганизованный воздушный бой, оставив штурмовиков без прикрытия;
7. Преждевременный удар самолётов Пе-2 (на 4-6 мин.) и слабая радиодисциплина позволили противнику заранее обнаружить ударные группы и поднять свои истребители». (Там же. С. 52.)

В отчёте об операции 14 декабря приведен сухой список потерь:

• «Командир 47 ШАП Герой Советского Союза гвардии подполковник Степанян Нельсон Георгиевич. Самолёт упал в воду в 810 км севернее Либавы и затонул, экипаж погиб. Вместе со Степаняном погиб штурман 2 АЭ капитан А.Г. Румянцев.
• Лётчик мл. лейтенант Сидоров В.В., воздушный стрелок мл. сержант Сурков В.И. Самолёт упал в воду в 35 км севернее Либавы. Самолёт затонул, экипаж погиб.
• Лётчик лейтенант Иванов К.А., воздушный стрелок мл. сержант Козлов Н.А. Самолёт сбит при подходе к цели, упал в воду в 35 км севернее Либавы и затонул, экипаж погиб.
• Лётчик мл. лейтенант Горновский Н.В., воздушный стрелок мл. сержант Комаров П.И. Самолёт сбит и упал в воду в северной части аванпорта Либавы и затонул, экипаж погиб.
• Лётчик лейтенант Кудрявцев М.В., воздушный стрелок мл. сержант Сухарев И.И. Самолёт предположительно сбит ИА, упал в воду в центральной части аванпорта Либавы и затонул, экипаж погиб.
• Лётчик мл. лейтенант Ивакин П.А., воздушный стрелок мл. сержант Ларкин Т.А. Самолёт упал в воду в 23 км южнее Либавы и затонул, экипаж погиб.
• Лётчик лейтенант Пукас И.А., воздушный стрелок мл. сержант Будкевич М.М. Самолёт упал на южной окраине Либавы. Экипаж погиб.
• Лётчик мл. лейтенант Муничев В.А., воздушный стрелок ст. сержант Иванов В.В. Самолёт упал в 10 км южнее Либавы. Самолёт сгорел, экипаж погиб».

(Там же. С.53.)

Сергей Цукасов так вспоминал этот день, когда в полку ждали возвращения командира и его группы. Никаких известий не было. Надеялись, что всё-таки он вернется.

«Припоминали разные эпизоды: всегда, всегда находил командир полка выход из самых трудных переделок. А сейчас?..

Разговор шел придавленный, с паузами, становившимися все более тягостными по мере того, как таяли даже призрачные надежды.

Только потемневший лицом Лапкин, наш обычно спокойный и невозмутимый парторг, утомленно переспрашивал снова и снова каждого, кто возвратился из этого полета:
— Вспомните детали. Всё, как было, как видели, подробнее и точнее…

Уже смеркалось, ждать было нечего. Однако не укладывалось в голове, что человек, который всегда шёл в бой впереди своих лётчиков и столько раз расправлялся со смертью, побеждая её не только сам, для себя, но и выручая других, бесследно исчез в небе над Либавой. Как это несправедливо! Пусть уже ничего нельзя изменить, хотелось приукрасить хоть чем-либо особо героическим эту гибель. Только ведь, кроме атаки «фоккеров», что мы ещё знали? (…) На следующий день подготовили было материал о боевом пути Нельсона Степаняна; тогда и подсчитали, что за полтора года под его командованием лётчики 47-го авиаполка потопили более пятидесяти кораблей и транспортов противника. Целая флотилия! Однако в политотделе сочли, что с такой публикацией надо подождать: «Подтверждение через газету гибели наших выдающихся лётчиков может укрепить дух противника и вызвать уныние в собственных рядах».

В жизни мы нередко сталкиваемся с различными ситуациями, когда говорят: «Подождём, а там посмотрим», уходя от решения, осторожность вроде бы диктуется лучшими намерениями. Мне тогда, в силу юношеского максимализма, представлялась такая установка чистой воды перестраховкой: как бы чего не вышло. Ну какой в самом деле смысл был молчать в газете о том, что в дивизии всем известно? Тем более что в эскадрильях полка среди самих лётчиков родился, зазвучал и был принят всеми девиз: «Отомстим врагу за командира!» С «унынием» этот призыв, конечно, ничего общего не имел. Зачем же скрывать правду на печатных страницах?

Высказав все это Лагошному (редактору дивизионной газеты), услышал в ответ:
— Перестраховка, говоришь? Пусть так, только зелен ты еще судить, через многое не прошёл. Правду о гибели Степаняна никто и не скрывает, сам на митинге в полку был. А вот надо ли в нашей газете писать, другой вопрос. Взвешенность и перестраховка разные вещи, путать их нельзя. И она-то, взвешенность, ох, как нужна. Что не написано, не может быть раскритиковано. Это запомни. Работа у нас тонкая, вся на виду.

— У кого на виду, у начальства?

— А как же, и у него тоже. Политотделу виднее. Так что оставь при себе эти лишние рассуждения.

— Ну, а лётчики, да и все в полку как они наше молчание расценят?

Редактор молча развел руками…

Так и остались каждый при своём мнении, что важнее.

Написать подробнее о Степаняне довелось лишь после того, как месяца через три был опубликован Указ о присвоении ему посмертно звания дважды Героя Советского Союза». (Цукасов С. В. День первый день последний. М.: Советская Россия, 1988. С. 193 — 195. Книга на сайте: http://militera.lib.ru/prose/russian/tsukasov_sv01/index.html)

Видимо, по той же причине, о какой пишет Цукасов, извещение о смерти Нельсона пришло его родным только весной 1945 года. Родители, обеспокоенные долгим молчанием сына, отослали запрос по адресу его полевой почты. 27 марта 1945 г. командир 11-й дивизии Манжосов пишет отцу Нельсона:

«Дорогой Георгий Константинович!

Мне переслали Ваше письмо от 6 февраля сего года с запросом о судьбе Вашего сына дважды Героя Советского Союза, гвардии подполковника Степаняна Нельсона Георгиевича.

С глубоким прискорбием извещаю Вас, дорогой Георгий Константинович, что наш общий любимец Нельсон пал смертью героя в боях за свободу и независимость нашей Родины. (…)

При этом высылаю Вам на хранение, как память о славном сыне дважды Герое Советского Союза, его наградные документы: книжку Героя за № 608, орденскую книжку за № 109313 и временное удостверение № 58049. (…)

Примите, дорогой Георгий Константинович, от меня лично и от всех лётчиков моего соединения глубокое соболезнование по поводу столь тяжелой утраты и наше заверение в том, что смерть любимого Вашего сына и нашего друга Нельсона будет жестоко отомщена».

(Цит. по: Дважды Герой Советского Союза Нельсон Степанян… С.114.)

Кибизов Г.Н. вспоминал, что «на второй день после гибели командира личный состав полка собрался на траурный митинг на аэродроме Паланга. Я не мог в течение двадцати минут открыть митинг, так как все плакали, в том числе и я сам. Это были слёзы и обиды, и ненависти к фашистским извергам, слёзы, призывающие летчиков, воздушных стрелков, весь личный состав полка к мщению за Нельсона.

Выступая на митинге, младший лейтенант Талдыкин выразил мысли и чувства всего полка:

«Вчера мы потеряли человека, который на крыльях самолёта принёс победу с Юга на Балтику, завоевал славу героя на всю нашу страну. Мы, лётчики, больше всего чувствовали заботу и внимание со стороны Героя Советского Союза Степаняна. Не было ни одного вылета, чтобы он не интересовался им и не посоветовал, как лучше воевать. Он был близок сердцу каждого из нас не только как командир, но как человек благородных душевных качеств. Он будет жить вечно в наших сердцах. Не давать пощады врагу! Отомстим врагу за своего любимого командира! Смерть немецким оккупантам!».

«Я буду беспощадно мстить захватчикам! заявил Юрий Захарченко. Ведь Нельсон Георгиевич был для всех как родной отец. Мы учились и будем учиться у него боевому мастерству, отваге и мужеству. Я не пожалею своей жизни для того, чтобы сполна отомстить врагу за нашего любимого командира полка!» (Кибизов Г.Н. В те суровые годы (Воспоминания о боевых друзьях). Орджоникидзе, 1985. С.83-84)

Юсуп Акаев после войны прожил недолгую жизнь, сказались перегрузки военного времени. Но в своих рассказах он всегда с теплом и любовью вспоминал что «всегда, ежедневно, ежечасно и ежеминутно, порой безотчётно для себя, всегда учился у своего командира, хотел быть похожим на него, что своим боевым мастерством, опытом, выдержкой и самообладанием, безудержной стремительностью атак всем этим во многом он обязан Нельсону Степаняну». Один из таких эпизодов приведен вдовой Акаева в её книге:

«Вспомнилось холодное, серое утро, когда разведчики сообщили о караване, обнаруженном ими. Они вылетели в шестёрке «Илов», которую вёл Степанян. Цель долго искать не пришлось, вскоре она была обнаружена и атакована. Весь манёвр захода на цель был выполнен так мастерски, что лётчики, уже вернувшись, все продолжали удивляться и рассказывать друзьям: «Так быстро ударили, что не успели опомниться, как уже собрались группой и стали возвращаться. И вдруг при отходе от цели встретился ещё один караван противника. Но все бомбы были уже израсходованы. И, несмотря на это, услышали по радио спокойный голос Степаняна:

— Внимание, «Шарики», приготовиться к атаке!

Располагали только пушечно-пулемётным огнем. Во время полёта вопросы не задаются, надо выполнять приказ. Пошли, обстреляли противника и вернулись без потерь. А когда во время разбора полёта был задан вопрос: «Зачем мы пошли на этот караван?», Степанян ответил: «Нас Родина посылает в бой не любоваться противником, а уничтожать его. А если у нас кончились бомбы, то были снаряды и пули. Как видите, им тоже нашлось хорошее применение».

Какие бы манёвры и тактические приёмы ни применял в бою Степанян, самым характерным для них были наступательный характер, стремительность и дерзость с беспримерной отвагой. Этому он учил своих лётчиков. И прежде всего личным примером. (…) В памяти всплывают, сменяя один другой, десятки боевых вылетов, воздушных атак во всех подробностях, и в каждом из них образ командира: вот его сосредоточенный профиль за штурвалом самолета, молниеносные движения головы, когда взором охвачено всё окружающее пространство; а вот на аэродроме после бомбоштурмового удара, конечно, успешного, неуспешных Юсуп не помнит, Степанян возбуждённый, в оживлённых горящих глазах задор, радость, удовлетворение. Глядя на него, думаешь: неужели это он с таким спокойствием, уверенностью и самообладанием всего несколько минут назад вёл их боевым курсом в жестокую и рискованную атаку? Когда же в более спокойной обстановке проходил разбор боевых вылетов, как просто и убедительно Нельсон Георгиевич умел указать на допущенные ошибки и с какой самоотдачей стремился передать своим воспитанникам весь опыт, знания, мастерство!

— Если идешь на противника смело, дерзко, значит, победа твоя. Невзирая на сильный огонь, выискивай большую цель и, как бы тебя ни сбивали с боевого курса, прорвись и уничтожь её, — слышал он почти явно голос командира.

— Нападай на врага смело, внезапно, не давай ему приготовиться к отражению атаки. Упустив момент внезапности, не достигнешь успеха.

А когда Юсуп в течение трёх месяцев дошёл от командира звена до командира эскадрильи и, испытывая вместе с чувством удовлетворения за оказанное доверие чувство ответственности, волновался, Нельсон, поняв его тревогу, посоветовал:

— Знайте особенности каждого лётчика, учите людей, заботьтесь о них, так вы сумеете создать крепкий боевой коллектив». (Хизроева З.М. Исполненный долг… С. 160-161.)

Младшая сестра В.Я. Глухарёва, Софья Яковлевна, вспоминала, что её брат получил кратковременный отпуск в Москву в декабре 1944 года. В день, когда пришло известие о гибели командира, Виктор был вечером в театре, а она 10-летняя девочка, оставалась одна дома и достала пистолет брата и решила с ним поиграть. Неожиданно для неё прозвучал выстрел. К счастью, обошлось без жертв, пуля вошла в стенку. Она была очень напугана и ждала, что будет какое-то страшное наказание за её проступок. Но когда брат вернулся и узнал о смерти любимого командира, то упал навзничь на кровать и долго плакал. Никакого наказания ей, естественно, не было.

Весной 2013 года мне удалось найти ещё одного из участников тех воздушных сражений. На этот раз с немецкой стороны, из числа асов Люфтваффе. Это был известный немецкий лётчик Эрик Рудорффер (1917 2016), проживавший в Любеке. В декабре 1944 года он как раз возглавлял группу «Grьnherz», стоявшую в Либаве.

Я подготовил вопросы о том, как он помнит события тех лет, и попросил своего друга Маттиаса Платцера из Берлина переговорить с ним. Маттиас любезно откликнулся, созвонился с Э. Рудорффером и довольно подробно поговорил с ним. Конечно, нужно учесть, что уже прошло почти 70 лет со времени тех событий, к тому же, сам лётчик никогда не писал воспоминаний и не занимался специально историей. Рудорфферу на тот момент было 95 лет, и хотя он уже с трудом передвигался, тем не менее его голова оставалась ясной. Я не особенно надеялся на то, что он может внести что-то новое в уже известную картину того боя, но тем не менее хотелось воспользоваться появившейся возможностью увидеть хотя бы издали те события с другой стороны.

В начале разговора немецкий лётчик сказал, что ничего про Степаняна не знает, а судя по его лётной книжке, в тот день вообще не поднимался в воздух. На вопрос о том, помнит ли он кого из немецких лётчиков, которых потеряли они тогда в Курляндии, он промолчал, хотя Маттиас несколько раз повторил свой вопрос.
Неожиданно, после нескольких минут разговора, он вдруг сказал, что да, он уже слышал раньше имя Нельсона Степаняна. Я был потрясён. Это, каким же надо было обладать авторитетом у врага, чтобы тот сохранил его в своей памяти на всю оставшуюся жизнь!

Я свеча, я сгорел на пиру.

Соберите мой воск поутру,

И подскажет вам эта страница,

Как вам плакать и чем вам гордиться,

Как веселья последнюю треть

Раздарить и легко умереть.

И под сенью случайного крова

Загореться посмертно, как слово.

Арсений Тарковский