В 2023 году отмечается 100-летие Расула Гамзатова. Бросается в глаза лицемерие: власти Баку, ведущие политику, которую Расул Гамзатов бы осуждал, поют о любви к нему.
Поэт ненавидел войну, Баку её осуществляет непрерывно — и при жизни поэта, в начале 1990-ых, и после смерти поэта в 2016 и 2020 годах. В 2023 году перед самым днём рождения Расула Гамзатовича 8 сентября и после него Баку продолжает неприкрытую подготовку к очередной грязной войне. Гамзатов был против блокады Ленинграда, а Баку уже 9 месяцев осуществляет её. Но при всём этом власти Баку лицемерно поют об уважении к наследию поэта, который был категорически против войн, блокад, голода, приоритета политики, денег, выгоды над человеческим началом.
Речь не об азербайджанском народе, а об их фашистских властях, которых осуждает даже Международный суд.
Предлагаем два материала:
- интервью с поэтом 2000 года
- о взглядах поэта на Армянский вопрос и о положении аварского языка в Азербайджане.
Три стихотворения об Армении — на сайте поэта.
Интервью с поэтом 2000 года
Напомним читателям фрагменты из интервью К. Мираковой («Вольная Кубань»), которое было опубликовано при жизни 76-тилетнего Расула Гамзатовича в 2000 году. К слову, президентом России уже был В. Путин, и один из вопросов был о нём.
Расул Гамзатович ушёл спустя три года после того интервью. Мы выбрали из того большого интервью некоторые фрагменты об изменившемся времени, о человечности, ценностях, бюрократизме, войне, о правде, о критике, о гражданственности… Это интервью состоялось тогда при помощи Антуана Гургеновича Аракеляна (Санкт-Петербург). Источник с полным текстом — здесь.
Одни из ключевых фраз поэта в интервью: «нужны не подражатели, а продолжатели». К сожалению, власти Баку, проводя разные показушные мероприятия к 100-летнему юбилею, — ни продолжатели, и ни даже подражатели. Они просто лицемеры. Разве они любят Гамзатова, уважают то, к чему он призывал? Они даже не помнят и не слышат слова поэта в конце интервью: «Подумайте над тем, что вы делаете!»
Фрагменты интервью с Расулом Гамзатовым
К. Миракова: О встрече с Расулом Гамзатовым я попросила, абсолютно не веря в удачу.
— Мастер, возможно, не даст интервью, у него траур, — объяснил мой добрый друг и коллега Абдурахман Юнусов.
И все же целый день ждала результатов переговоров. Вдруг под вечер – звонок от их организатора, известного правозащитника Антуана Аракеляна.
— Собирайся, он нас примет!- руки затряслись от волнения.
Скованность усиливается, когда входим в тихий домик, погруженный в цветы с горькой нотой печали: три месяца назад умерла хозяйка, жена, подруга – Патимат Саидовна Гамзатова.
Вот и сам Расул Гамзатович. Вежливость поднимает его нам навстречу, но я вижу, как трудно, тяжко он встает.
[……]
— Может, ошибусь, но, кажется, сегодня Гамзатов-поэт почти не слышен современному российскому читателю.
— Я провожаю одно время, встречаю другое. Взвешиваю потери…
— Мы много потеряли?
— То, что потеряли, это не так обидно. Хуже, что ничего не приобрели.
Раньше была злая, жестокая жена – Время. Развелись мы с ней, разошлись. Теперь женились на проститутке. Время – проститутка!.. С прежней женой жить было трудно, невозможно, с новой – позорно…
В нынешней ситуации многие из ног делают головы, из голов – ноги. Те, кто рожден ползать – летают, а рожденные летать – ползают, все красное делают и желтым, и черным, и даже коричневым. Это видеть очень тяжело.
И если я сегодня не кричу, это не значит, что я молчу. Сегодня даже погибшие не молчат. Они говорят, но их не слышат. Никто никого не слушает, все говорят. Некрасов писал: «Жалок гражданин безгласный». Но сейчас не только гражданина, поэта – Бога никто не слышит.
О сегодняшних проблемах: языке, нации, коррупции – я писал задолго до «нового мышления». Еще задолго до перестройки мною была выпущена книга стихов и поэм «Последняя цена». Известно же, на базарах торговцы всегда спрашивают последнюю цену на товар. Но сегодня, при «рыночной» системе товары и продукты, хлеб и соль стали дороже, а человек – дешевле. Стало возможным покупать и продавать то, что раньше было запрещено: совесть, подвиг, талант, красоту, женщин, детей, поэзию, музыку, иногда родную землю. С каждым годом цена жизни становится меньше, а цена вещей – больше…
Он замолкает, обхватив голову. Ладони – как две большие, беспокойные птицы. Возникшую паузу прерывает Антуан:
— Расул Гамзатович, я часто бывал в Махачкале. Через Дагестан не раз ездил в Чечню, организовывал переговоры по освобождению заложников…
— Война – самое ужасное, что может быть,- перебивает Гамзатов.
Но Антуан продолжает свою мысль:
-…И вот после Дагестана я отправился в Армению, и все меня спрашивали о Вас. К своему стыду, я не мог ничего сказать, не удалось с Вами увидеться…
— Ну, это ты шовинизм ко мне проявил…
Мы смеемся. Поразительное, редкостное умение говорить о серьезных вещах без надрыва, с мудрой улыбкой.
— Армяне – мои старые друзья. Когда начались события в Карабахе, я выступил в их защиту. Добрые соседи мои, азербайджанцы рассердились: мы твои книги сжигать будем!
Я подумал-подумал, что ж, в конце концов, во все времена на площадях сжигали не самые плохие книги… Я пожарников звать не буду. Но не понимаю тех, кто заботится об экологии окружающей среды и в то же время засоряет умы сограждан национализмом.
— Сохранились ли у Вас связи с литераторами бывших советских республик? Ведь все-таки были в одном Союзе писателей.
Он воздевает обе руки к потолку:
— Разве не видишь, что происходит в Армении, Грузии, Белоруссии, на Украине?! Меня больше волнует не Союз писателей, а то, что рухнул наш великий Союз: вместо пятнадцати республик – пятнадцать президентов. Потеряны друзья, повсюду кровь, растет преступность, сокращается рождаемость, увеличивается смертность…
[……]
— Да-да, среди депутатов тоже бывали приличные люди. Как-то с друзьями остановили такси в Москве. Водитель посмотрел на мой депутатский значок: «Этого не возьму, ненавижу депутатов!»
— Поэт и власть – это совместимо?
— Смотря какая власть. Поэт должен быть поэтом всегда, везде и во всем. Меня избирали депутатом. Но на бланке Верховного Совета я писал стихи: стихи о любви, о родине, о времени. И власть хорошо их принимала.
Многие поэты были у власти. Сам Гете был министром, но от этого не стал меньше как поэт. Айтматов – посол, но не перестал писать свои произведения. Много посредственных поэтов избирались депутатами, а пишут по-прежнему плохо.
Есть, конечно, поэты, которые борются против политического руководства. Я никогда не боролся. И многие не боролись. Они ставили более широкие задачи – общечеловеческие. И к тому же от политической борьбы каждый раз пахнет кровью, а литература – это человеколюбие. Моя жизнь – не столько борьба, сколько любовь. Надо помогать совершенствовать власть, систему, реформы, так же, как поэт совершенствует стиль, форму своих произведений. Поэт очень далек от власти, и власть далека от поэта. И это хорошо. Если бы Чехов стал бороться против хамелеонов и злоумышленников, то ему некогда было бы о них писать.
— Расул Гамзатович, а сейчас среди депутатов, политиков есть приличные люди?
— Ой, они, по-моему, даже не стремятся такими быть. Наглые все очень…
— Как Вы относитесь к Путину?
— По утрам хорошо, к вечеру – хуже…
— Вам часто встречаются строки, явно подделанные под Вас?
— Люблю не подражателей, а продолжателей.
[……]
Расул Гамзатович слушает, удивленно поднимает брови, продолжает задевшую тему:
— Лучшее разрешение национального вопроса – не поднимать его вообще. Нет межнациональных проблем.
— Хорошо, а какие есть?
— Проблема у всех одна: освободиться от нищей свободы и голодной независимости. И революция преследовала хорошую цель, и перестройка.
Цели хорошие, а лозунги неправильные…
Гласность заменила согласность.
[……]
И уже серьезно, раздумчиво:
— Есть многое, над чем следует размышлять. Поэт, если он не на стороне слабых, обиженных, униженных, не поэт. Во времена космополитизма, когда на евреев нападали, я выступал в их защиту. А когда сейчас на русских нападают, я – за русских.
— Сегодня русские обиженные?!
— Да.
— Я ждала, напротив, что Вы, как многие сегодня, скажете с обидой – вот, русские даже ввели в речь оскорбительный оборот: «лицо кавказской национальности … А вы русских защищаете…
— Нет, зачем? Они в моей защите не нуждаются. Я говорю о тактике и стратегии. Тактика, может, и хорошая, но о стратегии никто не думает. Если будет проводиться такая национальная, вернее, антинациональная политика, Россию ждет взрыв, не уступающий по силе термоядерному.
…А за «кавказские лица» я не обижен. У него хоть лицо есть! А у тех, кто так говорит, сплошные морды.
Без конца нельзя унижать любой народ – будь это русские, армяне, азербайджанцы…
[……]
— Вы думаете, что эта война не внутренняя, что она подогревается извне?
— Да-да, деньги, трубопроводы, власть…
— То есть война имеет политический характер.
— Что такое политика? Один раз соври – одна ложь. Второй раз соври – две лжи. Третий раз соври – это уже политика!
— Что тревожит Вас в жизни, что радует?
— О радости как-то уже никто не думает… Когда удается избегать несчастья – это и радует.
[……]
Мы долго молчим. Каждый о своем. Он перекатывает в руке яблоко – круглое, багрово-красное. В его больших бледных ладонях оно действительно кажется плодом познания Добра и Зла.
— Что такое счастье?
Он переспрашивает и мягко, вполголоса отвечает:
— Счастья нет. Это горизонт…
— Если бы Вам предложили: «Расул, скажи! Твое слово услышат и поймут сейчас в любом уголке, в каждом доме России…» С чем бы Вы обратились?
— Я бы сказал людям: «Подумайте! Подумайте над тем, что вы делаете».
[……]
О взглядах поэта на Армянский вопрос и о положении аварского языка в Азербайджане
Из беседы с ИА Реалист кандидата исторических наук, ученого-кавказоведа и лингвиста Тимура Айтберова. Источник — здесь.
Когда в Нагорном Карабахе начались события, руководство Советского Союза решило провести опрос среди членов Верховного совета ССР, одним из которых был Расул Гамзатов — известный поэт и политический деятель, член президиума Верховного совета. В Дагестане все напряженно ждали, что скажет Расул. Патриоты, обиженные на отношение Азербайджана к Дагестану, думали, что Расул — политикан, который поддержит общий настрой, то есть антикарабахскую и антиармянскую линию. Однако Расул поддержал правое дело карабахских армян. Начался скандал. Из Азербайджана огромными пачками приходили книги Гамзатова. Таким образом азербайджанцы пытались его унизить и выразить свое презрение. Более того, стали говорить, что армянская диаспора за какие-то бриллианты подкупила Расула.
А за три года до этих событий произошло следующее: Гамзатов в составе советской партийной делегации посетил Иран. Царил еще «железный занавес». После посещения ИРИ Расул прибыл в Баку, где руководство ЦК Компартии Азербайджанской ССР пригласило его выступить перед своими сотрудниками. Гамзатов выступает официозно. После его речи наступает череда вопросов. Один из работников ЦК встает и спрашивает: «Расул Гамзатович, а как чувствуют себя в Иране наши азербайджанцы?». Тимур Айтберов Расул ему экспромтом отвечает: «Так же, как и наши аварцы в Азербайджане». Воцарилась тишина… На этом беседа с Расулом была закончена (улыбается).
То есть у Гамзатова позиция была давняя и принципиальная. Никаких подкупов и бриллиантов там не было. О том, что произошло в Баку, Расул рассказал публично на встрече с интеллигенцией Академии наук Дагестана. В зале тогда присутствовало более 200 человек, в том числе и я. Дело в том, что изучение аварского языка в Азербайджане было под запретом все советское время. В эпоху «перестройки», когда между Абдурахманом Визировым и Народным фронтом шла борьба за власть в Баку, я и Деньга Халидов поехали в Азербайджанскую ССР по линии общества «Знание», где поставили перед первым секретарем райкома соответствующий вопрос. В настоящее время, власти ведут целенаправленую политику, которая призвана восстановить запрет на изучение аварского. Речь идет о преподавании 1 часа аварского языка в неделю. Кстати, в больших аварских селах изучение родного языка до сих пор запрещено. Например, в селе Катех, известном с XII века, где живут сейчас 7 тысяч человек. А также в селе Тала, известном с XIV века. Там в верхней части говорят на аварском языке, а в нижней части, где живут переселенцы, говорят на азербайджанском. В аварской части насчитывается 2 тысячи дворов, где-то 7 тысяч человек — там действует запрет на аварский язык, как и во многих других селах, где присутствуют азербайджанцы. Обращаю также внимание на село Гугам, которое известно с XVII века (многие гугамцы были в дворянском знании, часть из них служила в охране русского императора — в так называемой Лезгинской роте, куда допускались только дворяне). Там аварский находится сегодня под запретом. В селе Чардах живут от 3% до 5% азербайджанцев. Под этим предлогом власти запретили изучение аварского языка. Последний запрет был произведен в селении Цалбан администрацией Белоканского района — с подачи министерства просвещения Азербайджана, которое возглавлял тогда Джейхун Байрамов (нынешний глава МИД Азербайджана). Причем на основании того, что там живет 1 азербайджанская семья на фоне 300 аварских семей.