Левон АДЯН

О других произведениях писателя — на странице https://miaban.ru/about/levon-adyan/

Э С Т Е Р

Перелет из Лос-Анджелеса в Москву, далее от Москвы до Еревана, а оттуда, еще, петляющая, уходя вверх, дорога в Арцах, никак не отразились на Эстер. Хотя, там, за океаном, её родные волновались, что после, перенесенной операции на сердце ей трудно будет преодолеть это длительное путешествие. Они, в частности, муж и дочь до последней минуты пытались убедить Эстер, отложить поездку, но она, в силу упрямого характера, осталась непреклонной.

Видимо, именно, из-за упрямства она и не захотела прислушаться к совету внука тети — машина была его — «Жигули» бледно-жёлтого цвета, Эстер попросила, он не отказал, но предупредил, что бензина в бензобаке мало, и, если она едет далеко, то бензина может не хватить, добавив при этом, что бензоколонка находится недалеко от них, в соседнем квартале, и что он поедет, заправится и через несколько минут будет здесь. Но Эстер воспротивилась, сказав, что едет недалеко, в ближайшую деревню, находившуюся рядом с городом. Дорогу она хорошо помнит и уверена: бензина почти не использует на столь непродолжительном пути.
Тем не менее, погрузившись в свои мысли, Эстер дороги перепутала, поняв это только тогда, когда в утреннем молочном тумане, неожиданно, показались полуразрушенные стены крепости Майраберд*.

Притормозив машину, Эстер сидела, какое-то время, в растерянности, озабоченная мыслью о том, что бензина до села, действительно, может не хватить. Потом, решив ехать туда, во что бы то ни стало, сделала на дороге резкий разворот и на большой скорости покатилась обратно, на этот раз, уже внимательно вглядываясь в узкие, ведущие в горы проселочные дороги, отходящие от асфальтированной трассы.
В какой-то момент, Эстер поняла, где, именно, сбилась с дороги. Это было по другую сторону безводного оврага, не доезжая до моста. Она переключила передачу и подкатив к мосту, сбавила скорость, повернув машину вправо, к знакомому селу на косогоре.

И, вновь, погрузившись в мысли, Эстер подумала о том, на сколь быстротечна человеческая жизнь. Время бежит, но оно вечно, а человек приходит в этот мир, лишь, на миг. Вспомнила, как она, получив среднее образование, переехала отсюда в Баку, где стала студенткой института иностранных языков, а по окончании его, преподавала в школе. Вспомнила, как влюбилась…свою свадьбу. Первенца — дочурку с зелеными глазами, родившегося потом сына. И как в Баку вернулись родители… Что еще нужно для полного счастья?!

Однако, счастье длилось недолго. В городе начались анти-армянские митинги, очень скоро перешедшие в националистические нападки, перерастающие в организованную, на государственном уровне, резню армянского населения Баку. Припомнила, как они, чудом спасшиеся из кромешного ада, на пароме были вывезены в Красноводск, оттуда на самолете — в Ереван.

А потом, Азербайджан развязал настоящую войну против армян Карабаха. И подобно сухому листочку, унесенному потоком воды, судьба понесла их по дороге страданий, пока не дала пристанища на другой стороне океана — в Лос-Анджелесе.

Этот день Эстер помнит во всех мелочах. Это было в первые дни после переезда семьи из Баку в Карабах, в то время она училась в шестом классе. Отец сообщил ей об о визите родственника, она спросила, где находится село? : «Это недалеко отсюда, у подножья тех гор» — указав рукой на величественно возвышающиеся хребты, сказал отец. Там, по его словам, жил их родственник Ефрем, которого и нужно было навестить.
Она, конечно, с радостью согласилась. Ей, родившейся в Баку, все было в новинку, все интересно. На следующий же день после приезда, выйдя на балкон и впервые увидев столь близко высоченные горы, верхушки которых купались в прозрачной небесной дымке, от оцепенела от восхищения. А теперь, отец еще и предлагает куда-то поехать….
Какой-то отрезок пути Эстер ехала по густому тенистому лесу, где, еле пробираясь через зелень листвы, солнечные лучи, робко скользили по утоптанной дороге. Потом, объехав два холма, заросших кустарником, заметила на косогоре знакомое село. И сердце, невольно, наполнилось безграничной грустью, при виде руин, стен, разрушенных домов, поросших травой, вместо прежнего благоустроенного села. Боль иглой пронзила душу при воспоминании их дальнего родственника, которого в то время увидела впервые, хотя отец о нем много рассказывал.

Невысокого роста, седой, но еще бодрый старик с очень добрым лицом. Когда смотрел на Эстер, его небесно-синие глаза лучились светом. Она тогда была совсем девочкой, но помнит, какая глубокая скорбь таилась в этих, глазах. Такой проникновенный взгляд забыть не возможно.
Сидя во дворе под раскидистым тутовым деревом, отец и его родственник тихо разговаривали. Эстер неторопливо прохаживалась по небольшому саду, но её внимание больше было приковано к их невеселой беседе, отдельные слова которой, иногда, долетали до ее слуха. Из обрывков фраз она поняла, что речь идет о разрушенных турками армянских селеньях, о грабежах и убийствах. О пожаре, учиненном в городе Шуши весной двадцатого года. Пожар начался в ночное время и, явно, от поджога. Зарево от него было видно со всех сторон на многие километры.
А на обратном пути отец рассказал, что пришлось пережить Ефрему. В двадцать первом году всю его семью, вместе с малолетней дочкой турки, насильно, куда-то увезли. И, с тех пор, никто не знает, где они, живы ли, или что с ними, вообще, сделали.

Впоследствии, отец, иногда, вспоминал тот день, проведенный у Ефрема.. Вспоминал поле на окраине села, окрашенное в красный цвет из-за обилия маков. Уже в Баку, за пару дней до своей смерти, с глубоким сожалением, он произнес, что очень хотел бы еще раз побывать там. Увидеть, пламенем колышущееся на ветру поле и услышать грустный зов перепелки. Будучи натурой поэтичной, он сказал, будто завещал: «Поедешь вместо меня, посмотришь на все ЭТО, послушаешь трели птиц и поймешь всю тщетность бытия.» Именно, в тот момент Эстер для себя решила: что бы ни случилось, когда-нибудь, она обязательно должна туда съездить, чтобы исполнить наказ отца.

Отца хоронили на Монтинском старом армянском кладбище, под охраной русских солдат, чтобы разъяренная толпа азербайджанцев не напала на участников похоронной процессии.

С горечью в сердце Эстер думала о том, что позже, с ведома властей Азербайджана, варварски было разгромлено армянское кладбище. Его сровняли с землей, закатав в асфальт. А дорогой мрамор надгробий и памятников использовали для увековечивания своих почивших родственников да на облицовку станций Бакинского метрополитена.
Уже забыв, что бензина может не хватить, Эстер направила «Жигули» а сторону села, но не доехав до него, а остановившись на краю леса, на пригорке, вышла из машины.

Впереди, прямо перед ней, раскинулось необъятное, убегающее вверх по склону, с одной стороны и, упирающееся в развалины села, с другой, поле, с покачивающимися на ветру кроваво-красными маками. Зов жаворонка, полный тоски, был слышен то вблизи, то отдалялся, а то и вовсе умолкал.

Стоя возле машины, под не завораживающую песню жаворонка, Эстер думала, что, следуя зову своей души, поступила правильно, приехав сюда. И, теперь, видит собственными глазами то, о чем мечтала долгие годы. Воспоминания о далеком прошлом заставляли сердце учащенно биться в груди. Она напряженно вглядывалась вперед, будто, хотела запечатлеть в памяти, сохранить все, что увидела сейчас, так же, как и в то далекое время, когда были здесь с отцом, чтобы потом, по ту сторону океана, в той далекой и чужой стране жить теплом воспоминаний об этих родных, воистину, райских местах. Она была довольна тем, что, не колеблясь, приехала в Карабах, выполнив заветное желание отца.

Эстер долго еще, не моргая, смотрела вдаль, на разоренное село, отыскивая взглядом жилище Ефрема. А найдя его, тяжело вздохнула. Дом также был разрушен, двери и крыша сорваны. Некогда уютный садик, теперь стоял без ограды, заросший высокой травой. И только развесистое тутовое дерево возвышалось памятником, безмолвным свидетелем злодеяний тех лет. Еще раз, напоследок, она обернулась назад, на разрушенное дважды за краткий век село, на разрушенный дом, окинула взглядом маковое поле, тянущееся, почти, до самой макушки горы и села в машину. Вставив ключ в зажигание, попробовала завести машину. Однако, на своё удивление, как ни старалась, нажимая на муфту сцепление и переключая скорости, все было тщетно, машина не заводилась. «Бензин закончился,»- сокрушенно констатировала Эстер, упрекая в этот момент себя в том, что не послушалась внука тети и отправилась в путь с полупустым бензобаком.
Она, вновь, вышла из машины и долго расхаживала взад-вперед, раздумывая над тем, что можно сделать в данной ситуации. А не найдя выхода, от нарастающего чувства безнадежности и тревоги, у нее чуть не перехватило дыхание.

Меж тем, недалеко от пестрого макового поля, виднелась оживленная трасса, которой раньше не было, но о которой Эстер читала в интернете. Дорога вела в села, расположенные по ту сторону реки Хаченагет.
По шоссе, то и дело, проезжали машины, но до них от заглохшего авто Эстер было слишком далеко.

Внезапно, Эстер вспомнила о том, что лекарство от давление с собой взяла а воду прихватить забыла. «Хоть бы, как-нибудь, добраться до той дороги»- безнадёжно подумала она. И в тот же момент, ей показалось, что откуда-то долетел звук мотора. С бьющимся от волнения сердцем, Эстер напрягла слух. Да, кажется, действительно, звук автомашины, и он слышится со стороны ближайшего леса. Тонкий лучик надежды проник в душу Эстер. Но из леса, подпрыгивая на ухабистой дороге, будто пританцовывая, выдавая вместе с грохотом клубы густого, серого дыма, выехала не машина, а трактор красного цвета, с огромными шинами. За рулем, в клетчатой рубашке, сидел молодой парень, лет тридцати, не более, с густыми волосами, с лучистыми глазами. Доехав до заглохшей машины, он резко остановил свою махину и, высунув голову из кабины и глядя на Эстер, не задавая вопросов, уверенно заявил:
-Бензин закончился,- сказал парень.
-Да, — торопливо отозвалась Эстер. — Доехала сюда, и он закончился.
— Ясно, — протянул парень. Но грохот трактора заглушал все вокруг.
— Что вы сказали? — не поняла Эстер.
— Говорю, канистра у вас есть, чтобы набрать бензин?
— Машина не моя, — словно оправдываясь, пролепетала женщина, воодушевленная неожиданной, но столь желанной встречей. «Жигули» внука моей тети. Он, правда, предупреждал, что горючего может не хватить, но я ослушалась, думая, что хватит. Я виновата. Он не виноват.
— Ясно, — сказал парень, выпрыгивая из трактора. Деловито подошел к машине, поднял крышку багажника и озабоченно покачал головой. Видимо, там было, что угодно, кроме канистры.
— Ясно, — снова произнёс он.
— Что вы сказали?
— Подождите здесь, я скоро вернусь.

Парень гибкий, словно, не имея веса, одним движением запрыгнул на трактор, а тот, прокрутившись на месте юлой, с грохотом и клубами серого дыма, понесся обратно, подпрыгивая на ухабистой дороге.
После встреч с парнем, тревога от сердца отступила, и Эстер, немного успокоившись, отойдя от машины, стала рассматривать местность. Скользя взглядом по окружающим красотам, ее взор дошел до высоченных величественных гор, окутанных золотыми бликами яркого солнца.

«Богу было угодно принятое мной решение об этой поездке,- подумалось Эстер. — Я обещала и приехала, чтобы исполнить последнее желание отца. Господь увидел это и прислал мне в помощь этого парня.»
И все то, что она сейчас могла окинуть взглядом, далекое и близкое, показалось, еще, более красивым. Она, в очередной раз, утвердилась в мысли: красота есть во всем, только это нужно увидеть. Но, к сожалению, не каждый способен разглядеть прекрасное в суете жизни.

Не прошло и получаса, как, снова, послышался знакомый гул, после чего, выпуская клубы серого дыма, из леса показался знакомый трактор, подпрыгивающий на твердых комках грязи, отбрасываемых колесами. Он приблизился к машине Эстер, стоящей на краю поля. Парень быстро выпрыгнул из кабины, держа в руках пластиковую канистру, заполненную желтоватой жидкостью. Подойдя к машине, со знанием дела, молодой тракторист умелыми движениями рук открыл крышку бензобака, оставшуюся болтаться на цепочке, и чуть приподняв канистру, начал заливать бензин в машину.

— Вижу, вы не здешняя,- уверенно произнес он, вскользь взглянув на Эстер, едва повернув голову в ее сторону.
— Да, не здешняя, — любезно отозвалась Эстер, безмерно благодарная поступку парня. — Вернее, я здешняя, но давно здесь не живу.
— Ясно, — коротко отпарировал парень.
— Много лет назад, вместе с отцом, я приезжала сюда. — легким кивком головы Эстер показала на развалины села. — В этом селе на косогоре жил наш родственник.
— Ясно. А село так и называлось — Сараландж… В начале девяносто первого года, по указу подлого Горбачева, под предлогом проверки паспортного режима, по всему Карабаху армян, просто так, без оснований, и стар, и млад, увозили в Шуши, в тюрьму, в фильтрационные пункты, или отправляли прямо в Баку, подвергая их нечеловеческим пыткам. Русские военнослужащие вылавливали ни в чем не повинных армян, работающих на полях армянских селений, граничащих с Азербайджаном, увозили в Лачин и меняли их на ящик водки. Так было. Сараландж в той войне, вообще, разорили, многих увели с собой в плен. А село до того было цветущим.
— У нашего родственника никого из близких здесь не было, — печально сказала Эстер. — Он жил один.
— Ясно. Вы говорите про дядю Ефрема. Ему — участнику Великой Отечественной войны — отрезали уши, истекающего кровью, повесили во дворе на тутовом дереве и прицельно в него выстрелили.. Разве это люди? Это звери…, хуже зверей. Зверь такого не сделает. — парень, заметно волнуясь, продолжил: — Так скажу, хребет нам сломали наши старшие русские братья. Азербайджанцы без них и через миллионы лет не смогли бы прорвать нашу оборону в Мартакерте. Это сделал воздушно-десантный полк генерала Шаманова. Да, это совершили русские, во главе с командующим двадцать третьей Советской Армией, дислоцированной в Кировабаде, продажным Будейкиным, с мерзавцем Поляничко, кровожадный вампир Сафонов. Под их покровительством азербайджанцы отрубали армянам головы, насиловали женщин и малолетних девочек, начиная от Геташена и Шаумяна до Гадрутских, Шушинских и наших здешних селений: Вагуас и Марага…
Немного помолчав, парень продолжил все больше и больше волнуясь:
— Во время чудовищной операции «Кольцо», автором которой был, тоже, русский, генерал Громов, армян сотнями сгоняли с исконных земель, принадлежавших им тысячелетиями, благоустроенные села раздаривали азербайджанцам, а те громили кладбища, сравнивая их с землей, уничтожали исторические памятники, чтобы в этих местах не осталось и следа от армян. Правозащитник Елена Лунина пишет, что сама видела, как в Шаумяновском Вериншене застрелили ребёнка, бежавшего к своей матери за помощью.

Парень снова прервал разговор на несколько минут. После чего, с горечью добавил:
— И, до сих пор, они живут…, живут на своих генеральских дачах. Но никто и не думает, во имя справедливости, отдать под суд этих высокопоставленных преступников за злодеяния, учиненные над армянами, за настоящий Геноцид целого народа.
История парня, и, особенно, рассказ о её родственнике, потрясли Эстер, оцепенев, она не находила слов. Вспомнила его небесно-голубые глаза, которые грустно улыбались, глядя на Эстер. Представила, также, бездонную печаль в этих глазах, которую не заметить было нельзя.
— О варварстве азербайджанцев в Сумгаите и Баку знает весь мир. — Вернувшись к начатому разговору, продолжил парень, подняв полупустую канистру выше и внимательно следя, чтобы струя не ушла в сторону от бака. — В развязанной азербайджанцами войне я здесь воевал — не без гордости заявил парень. — Дважды был ранен, но поле боя не покидал. Со всех сторон обстреливали: из Агдама, Ходжаллу, из Шуши и близлежащих азербайджанских селений. Жители Степанакерта, армянских сел спасались в подвалах своих домов, не имеющих элементарных условий.. День и ночь люди становились жертвами бомбардировок, среди них и чудом спасшиеся от погромов в Баку и Сумгаите, десятки тысяч беженцев и столько же, насильно депортированных с родных мест армян. А теперь вот, с большими трудностями благоустраиваем свою прекрасную страну. Всё! — закончит парень, завинчивая пробку бензобака. — Теперь можете ехать.
— Очень признательна вам. Не знаю, что бы без вас я делала. Скажите, сколько я должна заплатить? — чувствуя неловкость, неуверенно спросила Эстер.
— О чем вы говорите, сестричка? — удивился парень. — C водителя, застрявшего на дороге, у нас денег не берут, а помогают, чем могут.
Еще раз выразив трактористу глубокую благодарность и бесконечную признательность, Эстер спросила:
— Скажите, прошу вас, я на трассе видела какое-то строение и стоящие перед ним машины. Это, случайно, не кафе? — Эстер беспокоилась о том, что не выпила лекарство от давления, и в дороге оно могло резко подняться.
Повернувшись в ту сторону, в которую показывала женщина, парень сказал:
— Да, это столовая. Там делают отменный шашлык. И кофе у них, тоже, очень вкусный.
Эстер подождала, пока трактор парня в клетчатой рубашке отъедет со знакомым грохотом, выпуская клубы густого серого дыма, не спеша завела машину и медленно двинулась вперед.
Путь до трассы не составил и десяти минут. Эстер остановила машину на обочине дороги, напротив строения, и направилась внутрь помещения. Это была маленькая столовая с несколькими алюминиевыми столиками, Эстер устроилась у окна, бросив короткий взгляд на стоящие на улице машины. Обычно, и там, в Лос-Анджелесе, в подобных местах она любит сидеть, именно, у окна.
Официантка — девочка подросток, казалась, почти, ребенком. Смугленькая, с блестящими глазами, подвижная, она быстро подошла к Эстер. Положила меню на стол перед ней, стоя рядом в ожидании заказа.
Эстер заказала кофе и пирожное, заодно, попросив воды для приема лекарства.
— Сейчас принесу, — любезно ответила девочка и быстрой походкой, почти бегом, удалилась за водой.
— Как тебя зовут, — спросила Эстер, когда девочка вернулась с полным стаканом воды в руках.
— Лусине, — тихо произнесла официантка с такой нежностью и душевной теплотой, при этом, посмотрев на Эстер столь невинным взглядом, что та, на миг, подумала, что давно знает эту миловидную и красивую девочку.
— Ты можешь на минутку подсесть ко мне? — попросила Эстер, запивая лекарство водой.
— Нам нельзя, — оглянувшись на миг назад, сказала Лусине.
— Почему?
— Не знаю. Но нам не положено подсаживаться к посетителям, — И, пристально посмотрев на Эстер, добавила — За это и с работы могут снять.
— Почему? — Снова, недоуменно, спросила Эстер.
— Не разрешается и все, — сказала девочка, еще тише, как-будто, сообщала страшную тайну, добавив, почти, шепотом: — Я работаю вместо моей мамы.
— А где твоя мама?
— Дома.
— А почему вместо мамы работаешь ты?
Посмотрев на Эстер с нескрываемой грустью, девочка выдохнула:
— Она лежит больная. Поэтому я заменяю её во время летних каникул, чтобы мы смогли оплатить ее лечение, — с некоторой гордостью добавила Лусине, — Без этого никак не получается. Врач так сказал.
— Ты учишься, Лусине? — то ли с состраданием, то ли с благоговением по отношению к заботе маленькой девочки о матери, спросила Эстер.
— Конечно, — лучезарная улыбка озарила юное личико девочки. — Я же сказала, что работаю, вместо мамы, не постоянно. Каникулы закончатся, пойду в школу. Я учусь в седьмом классе, вернее, только перешла в седьмой.
И ни по одному предмету у меня нет ни одной тройки, только «четыре» и «пять».
— Лусине! — позвали из кухни.
— Извините, меня зовут, — сказала она, обернувшись. Потом жизнерадостным, полным уверенности тоном, добавила, — Закончу школу, поступлю в медицинский! — и прижимая к груди поднос, легкой походкой пошла в сторону кухни. Спустя некоторое время, вернулась, неся на том же подносе кофе и пирожное.
— Я принесла ваш заказ, приятного аппетита,-произнесла она любезно.
Видимо, ей было приятно подчеркнутое внимание Эстер.
— Хотя бы на минутку присядь ко мне, — попросила Эстер.
Лусине, снова, посмотрела назад, туда, где находился кабинет заведующего, покачала головой и, виновато улыбнувшись, прошептала: «Нельзя». — Потом, задержавшись возле столика, продолжила, говоря так, чтобы слышала только Эстер: — Заведующий очень хороший человек. В моем возрасте меня на работу никто не взял бы. Налоговая может оштрафовать, но он пошел навстречу, ради лечения мамы. Я здесь все делаю, не давая ему за меня краснеть. И официанткой работаю, и уборщицей, и посуду мою. Правда, мытье посуды — самая тяжелая работа, спину, просто, ломит. Но, знаете, совершенно не устаю, только бы помочь маме, чтобы она побыстрее поправилась. Врач говорит, что её болезнь от стресса появилась.
— Как?
— Не знаю, врач так говорит. И давление высокое, и сахарная болезнь… все от стресса. Скорее всего, потому, что в Баку азербайджанцы на глазах у мамы убили мою сестру и её мужа за то, что они очень сильно сопротивлялись им. Младшего брата, правда, заранее, спрятали под кровать, и его не нашли.
— Ты родилась здесь?
— Да, здесь, но отца не видела, погиб во время бомбардировки. В дом, который мы снимали, попала бомба, а брат, про которого я говорила, родился в Баку. Он очень многое помнит о бакинских событиях. Я, честно говоря, слушая об этом, прихожу в ужас.
— Лусине, ты прелестная девочка, — искренне, с трепетом в сердце, произнесла Эстер.
Лицо девочки, мгновенно, покрылось румянцем. Она застенчиво посмотрела на женщину и, тем же, тихим голосом добавила:
— Ну, я пошла.
Глядя на улицу, Эстер маленькими глотками пила кофе. Машины, ехавшие в верхние сёла, останавливались здесь, чтобы купить дыни, арбузы, а также, различные овощи, которые продавались во дворе столовой. Чуть позже, Эстер, легким движением руки, вновь подозвала Лусине, попросив принести счет. Девочка быстро удалилась, но скоро вернулась, положив перед Эстер продолговатую книжечку в черном кожаном переплете. Сама же пошла обслуживать другой столик.
Медленно допив кофе, который показался ей очень приятным, Эстер положила деньги в кожаную книжечку и, выходя, тихо сказала официантке:
— Лусине, доченька, я расстаюсь с тобой с приятным впечатлением, — и, наклонившись к уху девочки, почти, шепотом, добавила: — Не обижайся, я там оставила чаевые, возьми их, чтобы никто не видел
Лусине, занятая приемом заказа от клиентов соседнего столика, посмотрела на нее, не понимая, о чем идет речь. Но после, взяв книжечку с оплатой счета и увидев деньги, оставленную Эстер, стремглав выбежала из столовой на улицу. Однако, желтые «Жигули» были уже далеко.
Вечером Лусине, вернулась домой в приподнятом настроении. Положив на стол, крепко сжимаемые в ладонях деньги, она радостно воскликнула:
— Мама, мамочка! Я принесла деньги на твое лечение!
— О чем ты, доченька? — удивленно спросила мать, приподнимаясь с постели, опираясь при этом, на локоть. — Заведующий дал?
— Нет мамочка… Сегодня в столовую приходила женщина. Представляешь, мама, она сказала, что расстается со мной с приятным впечатлением, от неё исходил приятный аромат духов, сказала, что оставила чаевые. Честно говоря, мама, сначала я не поняла, о чём речь. Но, потом, когда открыла книжку со счетом, я увидела, что она оставила пятьсот долларов, кроме кофе и пирожного. Так что, мам джан, деньги на твоё лечение есть и, даже, с лишним.
— Ясно, медленно вставая из-за компьютера, сказал брат. — Желтые «Жигули» были?
— Да, но я увидела только издалека, желтоватые «Жигули» были. Ты знаешь её?
— Ясно, — неопределённо ответил брат, мечтательно глядя на отдалённые горы, упирающиеся в небо.

===========================

*Майраберд — историческое название крепости в окрестностях Степанакерта.

П Е Р Е В О Д : Нелли АВАКОВОЙ