Сборник был издан несколько лет назад и посвящен Памяти трагического ухода талантливого поэта Григория Мосесова.

Внизу следующие стихотворения:

• И в этой игре беспробудной
• Мы — беженцы. Исход был предрешён…
• Requiem
• Предавшим меня – прощаю
• Ранен!..
• Вести хлещут, как плети, по нервам
• 7 октября
• У Севана
• Им.

И в этой игре беспробудной

И в этой игре беспробудной,
Где даром ни встать и ни сесть,
Как отрок наивно-беспутный,
Я ставлю на Совесть и Честь.

Я ставлю на Совесть без всяких
Поблажек и скидок на власть,
Идет мне – из ярких самых –
Любовей отменная масть.

Я ставлю на Честь без сомненья
В порядочность в завтрашнем дне,
И боль моего поколенья –
Магической силой во мне.

И ставка моя стабильна.
Наученный горькой судьбой,
Я знаю: паду бессильно,
Но выигрыш будет за мной.

https://www.stihi.ru/2002/09/21-467

(Внизу — цитаты из предисловия Эдуарда Мосесова к сборнику и несколько стихотворений)

Это стихотворение Григория Мосесова , взятое мною эпиграфом к предлагаемому Вам, уважаемый читатель, поэтическому сборнику… как нельзя точно отражает и характер автора, и его бескомпромиссность в выборе жизненного идеала.

Публикация сборника — дань его памяти. Режиссер, журналист, поэт Григорий Мосесов трагически погиб в Ереване в результате совершенно нелепого случая — аварии на канатной дороге.

Григорий Николаевич Мосесов — уроженец города Баку. Здесь он получил среднее образование. Высшее ему дала Россия, где он с отличием завершил режиссерский факультет ГИТИСа. Работал в театрах Санкт-Петербурга и Рязани. Вернувшись в город своего детства и юности Баку, который Г. Мосесов очень любил и которому хотел служить, он окунулся в активную творческую работу на киностудии «Азербайджанфильм», радио и телевидение, в русскоязычной периодике.

События 1988-89 годов в Азербайджане перечеркнули не только творческие планы, но и прошлись ножом по всей его судьбе.

Разделяя трагическую участь сотен тысяч людей армянского происхождения, он был вынужден покинуть Азербайджан.

Судьба армянина-изгнанника привела его в Армению.

«Изгнанник», «беженец» — в этих словах, этих понятиях он видел жестокое оскорбление человека, когда ему отказывают в праве не только быть равным среди равных, но и в праве на дарованное творцом личностное Достоинство человека.

Каких генофондов наследье?!?
Живое звереет в бешенстве.
Позором всех прошлых столетий —
Планета утопла в беженстве.

Вот это своё ощущение беженства, ощущение человека, в ком оно присутствует постоянно в качестве неиссякаемого источника душевного смятения, ощущение очень трудное для выражения, он хотел донести до благополучной части общества. Отсюда суровая, пронизывающая всё книжное пространство художественная правда.

Мы — беженцы. Исход был предрешён…

Мы – беженцы. Исход был предрешён
В глумливых сумерках семнадцатого года,
В декретах ленинских, в «Делах» «врагов народа»
На беженство был каждый обречён.

Мы – беженцы. Мы пасынки судьбы.
Изгои мы! Как битая волчица,
Нужда нас ест… За нами волочится
Кровавый след…
.                       и слышен рёв толпы…

Мы – беженцы. Мы часть большой Беды.
В той самой Книге – скорбных песнопений –
Мы лишь намёк, предчувствие – и гений
Не мог узреть подобный плод вражды.

Мы – беженцы. Откуда и куда?
С глухих низин –
.                      к родным высотам Духа.
Мы – абсолют божественного слуха
.                      и зреет в нас гнев Страшного суда.

https://www.stihi.ru/2001/10/07-260

Requiem

Каждая земная Вина отмщается (Гёте)

Никто не ответил за ужас резни в Сумгаите,
Никто не ответил за сотни сожжённых в кострах,
Никто не ответил за гнусное: «Бейте и жгите! —
Всех тех, в ком армянская кровь…»
.                   (кто родился с доверьем в глазах)

Никто не ответил за мерзкую суть измывательств —
Над теми, кто жил, с ними радость и горе деля,
За мерзкий цинизм и за подлую сущность предательств,
За акт вандализма! —
.                    на планете с названьем Земля.

Никто не ответил за сотни изломанных судеб,
За тысячи жизней!
.                  (И ангел-хранитель не спас),
И если и даже подобного больше не будет, —
Удар нанесён! —
.                  по содружеству наций и рас.

Но память в нас бродит —
мы веруем в Божье возмездье,
И раною в сердце —
«Замучен и зверски убит»…
Мы живы.
И мы утверждаем бессмертье,
Цветы возлагая
к изножьям хачкаров и плит.

Слагаются годы —
в глубинную мудрость скрижалей,
Свиваются судьбы —
грядущим векам — от былых,
Сплавляются боли
в венок из огромных печалей:
«Всем жертвам той бойни —
от всех, кто остался в живых».

Предавшим меня – прощаю

Предавшим меня –
прощаю.
Продавшим меня –
прощаю.
Изгнавшим меня –
прощаю.
Прощу нескончаемость бед,
Израненность сердца и боли
Несносность и беженской доли
Растянутость в множество лет.

Прощаю нужду и голод,
Прощаю и «гвозди» и «молот» —
Распятость на мерзлом снегу.
Прощаю пристанища ветхость,
Прощаю, что счастлив редко…
Отнявшим могилы предков –
Простить
никогда
не смогу.

https://www.stihi.ru/2001/10/20-517

Ранен!..

Я помню, как в школе
на скучных уроках
с соседом по парте,
На лицах храня
все, что нужно, и даже –
ума выраженье,
Мы с видом таким,
словно думаем с ним
о самом Бонапарте,
Притулившись оба,
игру затевали –
в «морское сраженье».

Чертили квадраты
и в них размещали
свои «эскадрильи» —
По десять линкоров,
простых, разномерных,
без шика и лоску,

И цель означая,
буквой и цифрой,
друг друга «бомбили»,
Стараясь хоть изредка
взгляды бросать
на классную доску.

«А-10»… «Б-8»…
Ответ дожидаясь,
терялись в догадках:
Зачем карта мира
пестра так спесиво
и вся — словно в латках?
И слыша, как кто-то
невнятно и тихо
там что-то у карты бубнит,
Шептали друг другу
то «Ранен…»,
то «Мимо…»,
то просто, порою с улыбкой,
— «Убит»…

— Я – ранен! –сегодня уже не шепчу я –
кричу! –
не соседу по парте –
Всем людям планеты!
Народам и странам!
Всему человечьему роду!
Кричу всем, кто слышать
обязан и должен
и шепот в апарте,
И глас, раздирающий душу и тело,
и даже – Природу.
Кричу, не играя,
кричу без притворства –
мне чужды все роли!
Кричу задыхаясь
от участи горькой,
взрываясь от боли,
Кричу оттого,
что в эпоху повальных измен и предательств
Душа холодеет
от бед постоянных,
от злых домогательств.

Я – ранен! – когда
дико-праздною оргией
шика и помпы
В планету швыряют
бездумно-беспечно
ракеты и бомбы.

Я – ранен! – когда
растравляют народы
на бойни,
В хрупких стенах доверья
вытворяя «цивильно»
пробоины.

Я – ранен! – когда
два соседних,
два близких народа
Истребляют друг друга –
«под общим шатром кислорода».

Я – ранен! – когда
на земле Авраама Линкольна,
Мальчонка вопит,
простирая ладони к прохожим,
— «Мне больно!..»

Я –ранен! – когда
над Нью-Йорком безумствует «Боинг»,
Людей обрекая
на кров инвалидных
колясок и коек.

Я – ранен! – когда
миллионы людей на планете –
в изгоях,
Я – ранен! – когда
люди роются в жажде прокорма
в помоях.

Я – ранен! – когда
рассылая в конвертах
заразу,
Кто-то грезит  акульи
съесть ему ненавистную расу.

Я – ранен! – когда
одуряет сознанье
дешевенький триллер,
Я – ранен! – когда
кто-то бодро чеканит:
«Профессия — киллер».

Я – ранен! – когда
от страны, что я Родиной чтил,
остается лишь странность,
Я – ранен! – когда
от народа, который любил,
мне досталась лишь стадность.

Я – ранен…
Мне память бередит ночами
и душу и тело,
Волчицей сознанья
пытает и гложет –
со знанием дела.

Я – ранен…
Мне страшно…
Из раны — не кровь, а
события-факты,
И солью на рану –
тома Деклараций,
все Акты и Пакты…

Резня в Сумгаите…
железные прутья…
в руках у вандалов…
Блестят топоры…
ими рубят людей…
из армянских кварталов…

Насилуют дочь…
на глазах у родителей…
их убивают…
Ее, полумертвую…
тащат на двор…
беснуясь, сжигают…

Мальчонка вопит…
от крика и боли
взрываются вены…
Металл раскаленный
проходит сквозь тело –
бессильны и гены…

Погромы в Баку…
Беспредел и разбой…
Дикий ор фанатизма…
Кровожадная злость…
Убивают и жгут…
Новый выброс и выпас фашизма…

И римским аренам –
алкателям крови! –
такое не снилось:
Звериное в нелюдях
за двадцать столетий
удесятерилось.

Манкуртово племя…
Но ад пережившим
не вышибить память.
Загубленных судеб
уже никогда
никому не исправить.

И зимнею стужей,
и знойной порою,
и в час листопада
Терзаюсь и маюсь –
невольный свидетель
наземного ада.

В бессонных ночах,
в днях, овеянных страхом,
рассветною ранью,
В пульсации крови,
в биении сердца –
Я – ранен!..
Я – ранен!..
Я – ранен!..
Я – ранен!..

Изувеченный весь
всей жестокой обоймою века –
«Заказные убийства»… «Терроризм»… «Наркомания»… «Спид»… —
Я безумцем-Эдипом
тщусь сыскать на Земле
Человека,
Чтоб успеть прошептать ему
тихо и с болью:
— Убит…

https://www.stihi.ru/2002/11/16-315

Вести хлещут, как плети, по нервам

Вести хлещут, как плети, по нервам,
Бьют нещадно прицельным огнем…
Как хотелось мне жить в двадцать первом! –
Но довольно!.. Хотел бы в другом…

Я хотел бы попасть в то столетье,
Где народы не знают вражды,
Где один за другого в ответе,
Где все люди со счастьем на «ты»,

Где не знают ни войн, ни отмщенья,
Где живут по законам Любви,
Где сменяются в срок поколенья,
Утверждая бессмертье Земли,
И моя догорает звезда,
Всей жестокостью дней изувечен,
Остаюсь я в своем – навсегда.

Остаюсь я в своем – двадцать первом,
С горемыкой-душою вдвоем…
Вести хлещут, как плети, по нервам,
Бьют нещадно прицельным огнем…

https://www.stihi.ru/2002/09/21-468

7 октября

День памяти отца…
Его могила — там.
Он в той земле, откуда нас изгнали,
Где было все: резня, погромы, срам…
И памятник, конечно же, украли.

С утра отшельником по улицам брожу,
Припоминая речи Антигоны,
У тихой осени сочувствия прошу,
Кляня бесчеловечности законы.

Как поздно мы в суть тех идей вникаем!
Как поздно зрим кровавость тех зарниц!
Прости, отец, что ты недосягаем —
Мы встретимся в мирах, где нет границ,

Где алчь “бессмысленна, бессмысленен разбой,
Где все равны — людей планеты раса!
Где каждому гарантом на покой
Земного шара совестная масса.

Мы встретимся, друг другу все простив, —
Забвенье прошлого, и страх, и заблужденья,
Страны широкой сумрачный мотив,
Настоенный на муках поколенья.

Простив судьбе растерзанность Мечты,
Себе — отчаянную преданность без меры,
Отцам тех лет — всю тщетность суеты
И веру страстную в идейные химеры.

Прости, отец… Еще чуть-чуть… Дождись!
Мы встретимся… Все встречу обещает…
Над городом уже огни зажглись.
Я все брожу… И осень понимает.

http://www.mecenat-and-world.ru/aragast/2-aragast/mosesov.htm

У Севана

Джульетте Ч.

Ран твоих не коснусь, Севан.
Вод твоих своей болью не трону.
Гор твоих многоверших корону
Не встревожу никак, Севан.

Лишь замру, как навек, пред тобой,
Затаив и дыханье, и норов,
Залюбуюсь твоей красотой,
Растревоженный множеством взоров.

Сердцем вспомню твои лихолетья —
Чужеродцу понять не дано:
Сотворили тебя — столетья,
А разграбили — за одно!

Мука горклая, мука адская —
Быть зеркальностью множества ран.
Участь горькая, доля армянская —
Разделенность надвое, Севан.

В век тотальных потуг и беспечности
Уберёг ты свой облик и сан.
Да хранит тебя Бог от увечности
В век тотального рынка, Севан!

В век разгула инстинктов и алчности
Да не сгинет твоя чистота!
Да спасётся от ига продажности
Мир спасающая Красота!..

Ран твоих не коснусь, Севан.
Вод твоих своей болью не трону.
Гор твоих изболевших корону
Отогрею дыханьем, Севан.

Им

Вы предали и дружбу, и себя —
Своей же собственной истории страницы,
Слепою ненавистью суть свою губя,
Подбив крыло парившей в небе птицы.

Та птица называлась Красотой!
Любовью! Дружбой! Верностью и Честью!
И рождена нелёгкою судьбой,
Вас берегла наинежнейшей песнью.

Та песня славила и вас, и ваш очаг,
Она вас нежила, лелеяла, ласкала,
И сколько раз в тяжелых днях, ночах
Она от бед и горя вас спасала!

И что в ответ?.. Безмолвье навсегда…
О, как мучительно всё тело трепетало!
Но птица пела!.. даже и когда
Разбившись оземь, кровью истекала…

Предателей не судят, не бранят,
Потоки слов на них не извергают,
Их даже не линчуют, не казнят —
Их с болью в сердце молча презирают.