Летом 1956 г. в Москве прошли Дни культуры Армении. Газета «Советская культура» (№66 от 7 июня 1956 г.) посвятила этому событию целую полосу, в том числе с большими статьями Галины Улановой об армянском балете и Н. Путинцева о Ваграме Папазяне. Приводим последнюю впервые в Интернете.
На сцене Ваграм Папазян
Н. Путинцев
Газета «Советская культура», №66, 7 июня 1956 г., с. 3.
… Аплодисменты возникают снова и снова. На сцену выходит человек, который только что заставил нас еще раз пережить, прочувствовать трагедию Отелло, доверчивого, или, как говорили современники Шекспира, «огорченного мавра».
Глядя на пламенного Отелло-Папазяна, трудно поверить, что артист прошел полувековой путь сценического творчества, что вот уже 47 лет — свыше двух тысяч раз, на пяти разных языках он играет Отелло. До сих пор памятны выступления Ваграма Папазяна на сценах театров Лондона, Парижа, Рима, Вены, Мадрида, Брюсселя, многих других городов и стран. Еще не изгладились воспоминания о триумфе артиста в Большом театре в 1928 году, когда он исполнил роль Отелло, как и сегодня, на армянском языке.
Радостно видеть сейчас Папазяна в окружении выдающихся мастеров Театра имени Сундукяна (режиссер спектакля Л. Калантар, художник К. Минасян).
Самый образ Отелло во многом звучит не так, как раньше, — он приобрел с годами новые оттенки и черты. И хотя все также стремителен первый выход Отелло у дома Брабанцио, спокоен и величав монолог в сенате, но на Кипре, когда Отелло прерывает поединок Кассио и Монтано, Папазян стал более сдержан и прост.
Первые намеки Яго рождают у Отелло-Папазяна не столько гнев, сколько боль и скорбь. Удивительной любовью, нежностью, ощущением надвигающегося горя проникнута сцена с Дездемоной. Бережно, как бесценный клад, он обнимает ее голову, целует золотистые волосы, гладит пальцы жены, всё время сравнивая их со своими черными руками. Отелло не хочет, не может примириться со страшными сомнениями…
Необычайно интересно и смело проводит Папазян эпизод с платком. Требовательно и властно протягивает он руку к Дездемоне. Взяв платок, он, не гладя, прячет его за пояс. Радость, счастье заполняют всё существо Отелло. Он упоенно смеется, еще и еще раз обнимает Дездемону, падает перед ней на колени. И невольно становится жутко: что же будет, когда Отелло взглянет на платок! Наконец, Отелло вынул платок — длинная, мучительная пауза… А затем дикий, неистовый вопль: «Не тот!».
— Платок!.. Платок!.. Платок!.. — кричит Отелло, всё более резко, неистово. По его лицу текут слезы отчаяния, гнева. Кажется, уже в эти минуты Отелло принимает роковое решение убить свою любовь.
Новая встреча с Дездемоной — одна из самых проникновенных в спектакле. Это прощание Отелло с любовью, с жизнью.
Но потерять сокровищницу сердца,
Куда сносил я всё, чем был богат, —
при этих словах глухие рыдания потрясают мавра. Он ищет в глазах Дездемоны ответа на свои мучительные сомнения. Затем — лавина гнева, ревнивой страсти, всё сокрушающего отчаяния. Презрительно и резко, желая оскорбить, унизить Эмилию, «привратницу греха», Отелло бросает ей кошелек с деньгами, осыпает звенящими монетами.
Всё богатство чувств — любовь, нежность, неистовое отчаяние — проявилось в последнем акте. Тихо, со свечой в руках входит Отелло в спальню Дездемоны, — «Такой мой долг». — Отелло спокоен, решение принято. Закрывая лицо краем одежды, — жест, привычный для Отелло, — он в последний раз целует спящую Дездемону. При этом его глаза с такой предельной выразительностью передают всю бурю чувств, что именно в них Дездемона прочла свой приговор, отпрянула, упала на пол. Отелло склонился над ней и неумолимо твердо повторяет! «Нет, ты умрешь сегодня».
Упоминание о платке снова вызывает резкую вспышку: Отелло поднимает на руки Дездемону и душит её, не пряча, не скрывая своего лица. А затем, как когда-то, в часы любви, он прижимает к груди уже безмолвную Дездемону, из его глаз падают тяжелые слезы.
Совершив убийство, Отелло-Папазян дрожит, зябко кутается… Это уже иной Отелло — раздавленный и сломленный. Когда он убеждается, что стал жертвой обмана, его лицо на какое-то мгновение озаряется улыбкой: значит, Дездемона была верна! Но взгляд с ужасом останавливается на ее недвижном теле, и снова — слезы…
Много раз писалось о «восточном» и «огненном» темпераменте Папазяна, о неистовстве чувств в передаче ревности и гнева Отелло. Сейчас образ стал глубже, человечнее; темперамент актера в большей степени подчинен раскрытию трагедии мысли, сомнений, любви.
Таким многогранным, обогащенным новыми красками предстал Отелло—Папазян в спектакле Театра имени Сундукяна.
Но в целом новая постановка «Отелло» во многом кажется спорной. В тексте трагедии сделаны значительные сокращения: исчезла Бианка, нет сцены Яго и Кассио с платком, покушения на Кассио в последнем акте и ряда других эпизодов. Это, естественно, обеднило образы Яго, Кассио, Родриго. В конечном же счете оттого, что по-настоящему активно не выявлена роль Яго (несмотря на все усилия артиста Д. Маляна), нарушается логика поведения самого Отелло, проигрывает центральный образ.
Очевидно, театру стоит задуматься над этим, пересмотреть текст и трактовку отдельных персонажей. Тогда спектакль еще более ярко и волнующе выявит основную, гуманистическую тему шекспировского творения — трагедию обманутой веры и любви большой и светлой души человека.
Н. ПУТИНЦЕВ.